Книга Три стороны моря - Александр Борянский

— Он истощен, — докладывал врач, — он еле жив, о Великий Дом.

— Но ему лучше, чем мне? — спросил Рамзес.

Врач-жрец из храма Тота почтительно и печально склонил голову. Он проклинал свое бессильное искусство.

— Значит, лучше, — сделал вывод Рамзес. И неожиданно добавил: — Жизнь-здоровье-сила!

У них было пять дней попрощаться. Так назначило врачебное искусство для восстановления сил Менелая, и так назначил себе Рамзес. Продержаться пять дней. Не уйти с Анубисом раньше.

— Ты должна не просто жить там, среди них, — говорил он Елене. — Ты должна убедить их не пойти войной на нашу с тобой страну.

Он облачил ее в белоснежное одеяние, безупречной, ослепительной чистоты.

— И ты не должна признаться, что любила меня. Никогда. Что бы ни случилось. Ты понимаешь?

Она соглашалась безропотно. Но добавила:

— Это трудно.

И вот наступило утро, когда в зал ввели Менелая. Переводить слова должна была Елена. По воле Рамзеса, кроме троих, в зале никого не было. Ни единого стражника.

Рамзес разглядывал Менелая и представлял, как тот станет лежать на Елене. Елена представляла то же самое, и ей это не нравилось еще больше, чем Рамзесу.

— Приветствую тебя, странник, в конце твоего пути, — сказал Рамзес, превозмогая особенно острую в тот день боль в нижней челюсти, отдающую в затылок.

Он все время боялся, что тело разрушается, от него плохо пахнет, а он сам не замечает. И потому он желал, чтобы Елена скорей уехала.

Прекрасная Елена выступила из темного угла, где она стояла под нависающей статуей, и повторила на языке данов, на чистейшем спартанском наречии:

— Приветствую тебя, странник, в конце твоего пути.

Одиссей, возможно, почувствовал бы, как замогильно тосклив ее голос. Но Менелай лишь видел, видел, видел! Он видел ту, что искал!

Ее не было в Трое!!!

Одиссей не солгал…

— Ты должен лечь ниц перед правителем страны Кемт! — объявила Елена.

Рамзес удивленно взглянул, он ничего не говорил.

Менелай помедлил… И опустился на каменные плиты.

Елена с гордостью и любовью смотрела на Рамзеса.

Великий Дом понял. Он ответил ей прощальным, последним взглядом любви.

— Встань! — сказал он.

— Встань! — проговорила на языке данов Елена.

— Я сохранил для тебя твою жену в неприкосновенности. Ничего не прибавляй больше к моим словам. Я приказываю, ты обещала!

— Я сохранил для тебя жену твою, хотя ты и не заслуживал.

— Где ты был все это время? — спросил Рамзес. — Разве боги тебе не открыли, что она здесь, под моей защитой? Или ты не слушал богов?

— Где ты был все это время? — повторила Елена. — Разве боги тебе не открыли, что она здесь, под моей защитой? Или ты не слушал богов? Или нашел себе иную жену?

— Я воевал за нее! — вне себя от волнения, задыхаясь, отвечал Менелай. — Мы разрушили город… Мы отобрали богатый город у хеттов и разрушили его, и сожгли.

Елена перевела.

— Расскажи мне об этой войне, — попросил Рамзес.

— Расскажи о войне, Менелай. Может быть, тогда мы поймем, где ты был так долго, — сказала Елена.

…Рамзес слушал чужую плавную речь и голос любимой, который прояснял смыслом далекие звуки «народов моря», и переспрашивал:

— Так ты утверждаешь, что такой поход, поход через море на тысяче кораблей начался… из-за одной женщины?! Из-за нее? Ты уверен?

И не слушал ответа Великий Дом Рамзес Второй Великий, а вспоминал: «Царство хеттов и союз племен надо связать долгой, утомительной войной. Они не станут ссориться из-за власти. Значит, война должна разгореться из-за женщины».

— Послушай, дан! — он перебил рассказ Менелая. — Отчего хетты, ты говоришь, так слабо помогли Велуссе?

— Я слышал от пленных троянцев… и от брата… На южных границах у хеттов возникли какие-то переселенцы. Хетты боялись их.

— Так, так… — Рамзес кивнул головой.

«Разыскать Ба-Кхенну-фа!» — подумалось ему остро и быстро. Но с этой мыслью боль еще усилилась, выстрелила вдоль по хребту, и Великий Дом едва не потерял сознание.

— Я дам тебе дары… — сказал он из последних сил. — Помни меня и будь благодарен. Где твой корабль?

И эхом отозвались в голове певучие слоги Елены.

«Моя женщина знает язык дикарей…» — с некоторым сожалением пронеслось в больном воображении.

— Но корабль сожгли… Твои слуги.

— Его корабль сожгла береговая стража, — перевела Елена.

— А, да… Я забыл. Я дам и корабль. И золото… Тебе нужно золото? — спросил он уже только ее.

— Мне ничего не нужно, — ответила Елена.

«Она же не советник с хитрой головой», — сообразил Рамзес.

— Тебе нужно будет золото, чтобы подкупить вождей. Чтобы стравить их.

«Она же не Ба-Кхенну-ф…»

— Я буду молить Зевса о продлении твоих дней… — начал Менелай.

— Вам надо уплыть быстрее! — сказал Рамзес Елене. — Я умираю.

Она была сильной, спартанка, дочь Тиндарея. Ей хотелось разбить голову о каменный пол — она сдержалась. Только слезы вырвались на свободу, не получилось остановить беглецов.

Менелай принял их на свой счет.

Рамзес Второй Великий не знал, что приступы боли скоро пройдут, чтобы вернуться через пять лет. Он не знал, что переживет многих из тех, кто сейчас жив, и даже молод, и еще здоров. Он не знал, что уже пережил своего бывшего охранника Мес-Су. Он не знал, что через пять лет, когда боль вернется, она вернется с удвоенной силой и что он станет по-настоящему сходить с ума, зато, отступая, боль будет дарить ему отсутствие себя, неземное блаженство, и он поймает откровение и решит, что болезнь прислана ему Осирисом ради этих великолепных, лучших на свете дней — дней, когда боли нет.

В эти дни озарения, даже через десять лет он будет пытаться разузнать, что там, на краю всех морей, происходит с его Еленой. И постоянно он будет приказывать найти и вернуть Ба-Кхенну-фа.

Но ничего из этого Осирис ему не даст.

…Море! Бурное море, шторм окрашивает волны в цвет смерти. Сладких благовоний Айгюптоса больше не слыхать, их нет даже в памяти, их вымыл опасный резкий запах осеннего моря. Неужели, добыв ее, после всего потонуть в пучине, дать проглотить себя Посейдону? Зачем?! Зачем мы тебе, Посейдон! Я принесу кровавую жертву, невиданную, никто еще не приносил тебе такой жертвы, владыка вод!

«Но многие обещали!» — бурлит ответ за кормой.