Книга Охваченные членством - Борис Алмазов

Это вскоре подтвердилось тем, что в воскресенье прямо от нового крыльца расставили столы с капустой, огурцами, картошкой, салом и несколькими ящиками водки, а к вечеру начали прибывать бесчисленные гости.

Сдача объекта происходила в лучших традициях. Сначала, естественно, долго пили, затем старейшина и вождь взял ножницы и, несколько раз промахнувшись, все же перерезал ленточку, как при открытии памятника архитектуры.

Конечно же, это встретили шквалом аплодисментов. Молодежь тут же притащила радиолу и принялась танцевать на крыльце. Но ее быстро сменили толстые пожилые чувашки, которые начали, сосредоточенно глядя в пол, топотать чувашские танцы. Наконец под впечатлением минуты все гости затянули: «На крылечке твоем каждый вечер вдвоем...»

Но слушателям, собравшимся со всей деревни, так и не удалось узнать, что же там происходит на крылечке каждый вечер, потому что черное обитое железом для прочности крыльцо, сильно заскрипев, сначала медленно, как штанга обеспечения от ракеты, отошло от стены, а затем, набирая скорость, рухнуло на стол и на все, что еще оставалось от трапезы.

Жертв и особых разрушений не было. Если не считать самого крыльца, которым потом несколько месяцев топили печку.

А чувашская община скинулась, и два шабашника поставили крепкое крыльцо за полтора дня, сторговавшись за пол-ящика водки.

Котлован

Дом с велосипедом единственный в нашем Высокоключевом поселке до сего дня существует без собственного водоснабжения. Поселок потому и назывался Высокоключевым, что, говорят, когда-то здесь били ключи и воды было полно. Но прогресс преобразовал уникальную и прекрасную природу района в нынешнюю маловодную действительность.

В этих краях находились знаменитые на всю Россию известняки, из которых построены многие здания в Петербурге. В известняковой платформе под поселком — карстовые полости и таинственные пещеры. Ученым явилась блестящая мысль закачать туда газ и сделать их естественным и минимально оборудованным газохранилищем. Что и совершили.

Говорят, газ, который загнали под землю, обнаруживался потом чуть не Венгрии. Но я думаю, что это легенда. А вот что правда и чему я был свидетель.

Во время создания газохранилища по всему поселку несколько недель из колодцев вода хлестала через срубы. Но затем она ушла, и многие колодцы высохли. То есть очередная стройка века сместила водные горизонты, нарушила пласты, и поселок стал обилен ключами только по названию. Большая часть жителей, оставшихся без воды, пробурила скважины и стала качать воду с большой глубины, а прежде ее брали, едва наклоняясь к мелко вкопанному срубу. Другие вырыли и забетонировали колодцы глубиною в девять-двенадцать бетонных колодезных колец. Последними взялись решать проблему водоснабжения поселенцы дома с велосипедом.

Судя по тому, какое несметное число землекопов они призвали к труду и какое отчаянное количество водки выпили, колодцев они не копали никогда и, скорее всего, даже никогда не видели, как это делается. Поэтому, рьяно взявшись за лопаты, отрыли в первый день некую емкость, более всего напоминавшую воронку от авиабомбы. На следующий день часть мужчин, опохмелившись, спустилась в нее и собралась копать дальше, но пошел дождь, и землекопы, укрывшись в сарае, добили оставшийся алкоголь. Дождь затянулся на несколько дней, а когда кончился, то оказалось, что дно отрытой ямы покрыто водой, а стенки сильно оплыли, и теперь она напоминает уже не воронку от бомбы, а небольшой котлован под строительство чего-нибудь по плану ГОЭЛРО.

Несколько дней безропотные чувашки черпали ведрами из ямы воду и грязь, при этом некоторые срывались в нее, выскакивая наверх с визгом и матюгами. Своей бани у чувашей не было, и каждый вечер толпа пейзан из дома с велосипедом с тазами и мочалками странствовала по соседям. Но скоро терпение соседей лопнуло, дрова кончились, и в мытье им повсюдно отказали, тем более что строительству колодца конца не предвиделось.

Грязные и мокрые чуваши копались в огромном котловане, как первостроители московского метро. Но природа оказывалась сильнее их трудового энтузиазма, и яма росла не в глубину, а в ширину. Одновременно росла и оплывала, покрывая собою все живое на участке, гора глины. Сначала шла рыжая, а затем синяя, когда-то давшая начало виноградовской фарфоровой мануфактуре. Вскоре весь огород и чахлый сад были завалены землей, поднятой из котлована. Мой сын, которого привезли из города, долго смотрел на яму, уже напоминавшую кратер вулкана, и задумчиво изрек:

— Тута кабутто наипланетянины жили...

Сами чуваши уже сильно напоминали «наиплапетян» сине-коричневого цвета от глины, с воспаленными красными глазами от водки и трудового усердия.

Неизвестно, чем бы кончилась грандиозная стройка, если бы котлован, подступивший к самому дому с велосипедом, не разросся в сторону дороги, и если бы в него не поехал забор и часть деревянного тротуара.

Приехавший наконец председатель сельского сонета не решился покинуть открытый газик. И стоя в нем, матерился и орал так, словно поднимал дивизию в «последний и решительный»...

Через несколько часов приползли два бульдозера. А сильно пьяных чувашей, заготовивших на этот случай бутылки с керосином, по наущению соседа Славки утихомирил участковый. Один на двадцать восемь населенных пунктов, он прикатил на мотоцикле и произнес волшебную фразу: «А вот я вас, сволочей!»

Чуваши воспаленными глазами смотрели, как, деловито урча, бульдозеры уничтожали плод их трудового порыва. Они стояли плотной полуголой кучкой и сильно напоминали бы памятник партизанам из крымских катакомб «Непокоренные», если бы вся монументальная группа привычно не покачивалась.

На этом очередная эпопея закончилась. И жители четвертого поколения дома с велосипедом таскают воду из общественного колодца, вероятно, с генами от своих дедов и бабушек восприняв отвращение к строительству водозаборных сооружений.

Береза, белая подруга...

Сосед Славка — непререкаемый авторитет для чувашей из дома с велосипедом. Неизвестно, что тут и I рало первую роль, то ли давнее родство, то ли профессия Славки — электромонтер (а они ничего в электричестве не понимали), то ли рост (он примерно ни две головы выше самого крупного чуваша), то ли его принадлежность к титульной нации или его неистребимое откровенное презрение к умственным и физическим способностям чувашей.

На мой неискушенный взгляд, алкаш и сукин сын Славка мизинца не стоил любого из чувашей. Они обладали такими чертами характера, которые любой народ готов приписать себе. Чуваши — добрые. Они всем скопом кидались помогать соседям в самых грязных и тяжелых работах, искренне радовались чужому счастью и слезно сокрушались чужому горю. Никогда, ни за что они не взяли бы за свою помощь деньги и, даже получив в знак благодарности поллитру, не волокли ее домой, а тут же раскупоривали, делясь с угощавшими. На них можно без опасения оставить детей и быть уверенным, что накормлены и умыты ваши ребятишки будут наравне с чувашатами; они никогда не взяли чужой нитки или тряпки с забора, их ребятишки сутками носились по деревне, отыскивая человека, обронившего, по их понятиям, ценную вещь, и никогда не присвоили бы ее себе. Что находили смешливые и стыдливые чуваши в тупом и дебиловатом хаме Славке, непонятно. Но они ничего не делали, не спросив у него совета.