Книга Укрощение строптивых - Светлана Успенская

«Алкоголичка! Опять надирается в одиночку!» — Надя вновь натянуто улыбнулась, пригладила волосы, отливавшие апельсиновым цветом, и неожиданно предложила:

— Слушай, Лиза… Что мы с тобой вечно собачимся, мужика не поделили. Давай помиримся, а? Если он тебе нужен, забирай его себе, я на него и не взгляну, лады?

— Нужен он мне очень! — гордо фыркнула Дубровинская. — Забирай его сама. Не очень-то и хотелось!

Надя присела за стол, посреди которого стоял фиолетово-черный бокал, и неожиданно предложила:

— Может, в таком случае выпьем мировую, а?

— А что, — покладисто согласилась Лиза и, иезуитски улыбаясь, придвинула к ней бокал, — я не прочь… Сейчас, только себе налью.

Сверкнув рубиновым отблеском на свету, фужеры сдвинулись с хрустальным звоном.

С замиранием сердца Лиза следила, как уровень фиолетово-синей жидкости в бокале стремительно понижается. Внутри нее все ликовало. Она отомщена!

* * *

Поднимаясь из подвала, Лариса удовлетворенно улыбалась. «Теперь Надя не опасна», — решила она.

Но ей было невдомек: беда подкрадывалась с другого бока.

— С Надей плохо! — заполошенно вскричала Юля, вбегая в комнату. — Она умирает!

Лиза Дубровинская довольно опустила ресницы. Она здесь совершенно ни при чем. Никто ничего не докажет! Никто!

* * *

В деловых кругах Абрам Борисович Дубровинский славился своей уникальной способностью в самых проигрышных ситуациях проворачиваться таким образом, чтобы заработать на своем поражении немалые дивиденды. Его очередная пресс-конференция тоже служила этой цели.

— Похищение моей дочери — это попытка враждебных всему русскому народу сил воздействовать на государство с целью получения политических выгод.

Я требую у правительства и президента примерно наказать виновных!

Лиза даже слегка прослезилась, услышав страстную речь своего отца, который на экране выглядел убитым горем папашей. Казалось, за возвращение дочери он был готов отдать все земные блага, нажитые им праведным (незначительная часть состояния), а также не праведным (основная часть состояния) путем.

На самом деле втайне от широкой общественности Абрам Борисович за кулисами вел успешные переговоры, пользуясь ситуацией для обретения сиюминутных политических выгод.

— Моя дочь, — рыдал он во время переговоров в администрации президента, — что будет с ней? Что будет с моей женой, с моими женами, с другими моими детьми?

Чтобы утешить любящего отца, в правительстве ему твердо было обещано теплое место там, где били финансовые фонтаны и не скудели золотые источники, место, за которое в иной ситуации ему пришлось бы изрядно попотеть.

Абрам Борисович был доволен, удача сама лезла ему в руки! Он лишь молил Бога, чтобы его дочь Лиза не нашлась до того момента, пока не будет подписано его назначение. Еще каких-нибудь дней пять-шесть, от силы неделя… А потом он сделает все, чтобы спасти ее! У него есть кое-какие зацепки.

Но это потом, потом…

* * *

Как всегда, очередная серия «Укрощения строптивых» оборвалась на самом интересном месте.

— Вы видели, как Дубровинская отравила Рыжую? — беседовали двое народных заседателей, сидя в зале суда, где слушалось дело о банде, промышлявшей грабежом автовладельцев. — Эх, дали бы мне ее дело вести! Уж я бы вкатал ей на полную катушку!

— Но позвольте, ведь ни с того ни с сего она не стала бы травить подружку. Есть мнение, что та пыталась ее сбросить с обрыва!

— Ну и что! Подумаешь, пару синяков поставила! Что ж, за каждый синяк прикажете на тот свет отправлять?

— Еще не то будет… — вздохнул народный заседатель. — Слушайте, уж скорее бы этих «Строптивых» прикрыли. Чую, не последняя смерть на острове, еще не до того дело дойдет. Перемрут они ни за грош!

— Господа! — послышался громовой окрик судьи. — Прошу внимания!

Предоставляется слово свидетелю защиты… — Вызвав свидетеля, судья спросил, понизив голос, у коллег:

— Кстати, когда будет следующая серия «Строптивых»?

— Во вторник! — ответили ему хором народные заседатели.

А в следующей серии было вот что…

Миллионы телезрителей прильнули к экранам. Камера показывала длинный полуосвещенный коридор, закрытые двери комнат…

Вот Юля робко заглядывает в спальню Ларисы, надеясь застать ее у себя. Им нужно поговорить о Лизе Дубровинской — та себя ведет очень странно, будто что-то задумала. Но в комнате никого нет. Девушка притворяет за собой дверь, садится в кресло и скучая нажимает кнопки на пульте телевизора, чей экран вполоборота обращен к зрителю.

Первый канал, второй, пятый… О, неужели это родной Независимый канал, она сто лет его не видела! И точно: в углу телевизионной картинки виден родной логотип — яблоко, пробитое навылет стрелой. Юля озабоченно хмурит лоб.

Странно, она была уверена, что остров не входит в зону охвата сигнала. Все остальные «ящики» в доме НТК не ловят. Кажется, сама Лариса уверяла ее, что в этой местности выбор русских каналов очень ограничен. Наверно, ей все же удалось нащупать слабый сигнал и настроить на него свой приемник.

Что ж, посмотрим! Юля нетерпеливо впивается жадным взглядом в экран. Изображение дрожит, идет рябью и снегом — сигнал действительно неустойчивый. После бесконечной рекламы появляется заставка «Укрощения строптивых» — куча камней с пальмой посередине, с дрожащими пляшущими буквами наверху.

— Это постановка по Шекспиру, что ли? — вслух удивляется Юля. — Или фильм с Челентано? Я такого еще не видела!

Удобно устроившись в кресле, она делает громче звук и видит… Себя и Алексея! Она кормит его мороженым с ложечки, а он, любовно глядя на нее, послушно открывает рот… Затем новая картинка, взгляд издалека, без крупных планов: они, мирно обнявшись, как два голубка, бредут по колена в воде.

Рот у Юли изумленно открывается, она не верит своим глазам. Кадр меняется: темный подвал и потрепанная фигура Ольги Витальевны, застывшая в печальной позе.

Потом другая картинка, гнусавый голос комментатора… «Нам нужно поговорить», — это Надя. Лиза смеется в ответ: "О чем нам разговаривать?

Уровень развития не тот!" А потом дальний план: две женские фигуры на берегу.

Одна что-то показывает вдали, а другая карабкается на опасно пошатывающийся камень, ее ноги подгибаются и…

«На ваших глазах совершается страшное преступление! — с гнусавой удовлетворенностью блеет комментатор. — Что убудет дальше, мы можем только догадываться. „Строптивые“ обозлены до предела и готовы на все, вплоть до убийства!»

А потом вновь заставка и — реклама, реклама, реклама…

Юля роняет пульт (зрителям видны ее остекленевшие от изумления глаза). «Нас снимают? Но кто? Каким образом? Как?» Она ничего не может понять.