Книга Мертвые незнакомцы - Итан Блэк

После инструктажа Воорт берет свою порцию сосисок с бобами на бумажной тарелке и банку апельсиновой газировки и направляется к складному стулу в углу, откуда открывается вид на залитую дождем улицу.

Подходит Микки, забавно смотрящийся в накрахмаленной белой форме официанта. Волосы в идеальном состоянии. Он снял драгоценности: часы и кольцо Благотворительного общества детективов.

– Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше жалею, что ты не раздал заодно и портреты Шески, – говорит он.

– Я уже говорил. Сначала Грин.

– Но если Шеска действительно здесь, он может…

– Я не хочу отвлекать людей, – прерывает Воорт. – Ты знаешь, как трудно найти даже одного человека. Не хочу сбивать их с толку двумя.

Еда безвкусная, но он заставляет себя есть, чтобы поддержать силы. После двух банок газировки в горле по-прежнему сухо.

«Если вы ошибетесь, вас всю жизнь будут мучить кошмары», – сказал Шеска.

Микки, прикончив сосиску, спрашивает:

– Что за книги ты отправил в кабинет?

– Те, которые читает Шеска. Которые все время цитирует Рурк. Я открыл Черчилля на части, которая называется «Война на два фронта».

– Это когда страна воюет с двумя врагами одновременно?

– Во Второй мировой войне немцы сражались с Англией на западе и с Россией на востоке.

– Вот и у тебя то же самое, Кон. Два врага одновременно.

Воорт отправляет в рот последний кусок сосиски. Музыка все громче. Кроме труб, звенят тамбурины. Мелодию переполняет латинское веселье.

– Н-да, – мрачно соглашается Воорт. – Шеска и Грин. Моя война на два фронта.

В три Шеска видит из окна, как школьники возвращаются со своих подготовительных курсов. Видимость становится все хуже, а дождь все сильнее. В четыре исчезают смутные силуэты мамаш, заканчивающих с воскресными покупками. В пять, когда «электрики» начинают перекрывать квартал, снова появляются папаши-рабочие, а из подземки начинают выбираться туристы, днем посещавшие музеи и театры Манхэттена.

– Проклятый дождь! Теперь еще и улица обледенела, – неразборчиво из-за усиливающихся помех произносит голос из сканера. – Скользко, ходить невозможно.

Движение на улице прекращается, и слуха Шески достигают автомобильные гудки. Из-за гололеда на бульваре Мойнэхен произошла авария.

В семь парковку начинают заполнять конфискованные машины: прибывают «гости». Банкетный зал сверкает огнями, но дождь все усиливается, и разглядеть что-либо становится почти невозможно. Шеска различает людей за прозрачными занавесками, потом, заметив, что они не двигаются, понимает, что это вовсе не люди.

Время от времени в «Парфенон» забегают спасающиеся от дождя пары. Через несколько минут они снова появляются на улице. Очень умно.

Из банкетного зала доносится рок-н-ролл. Музыка смешивается с неразборчивыми из-за помех сообщениями по радио. Копы и фэбээровцы используют четыре канала: один для наблюдателей, один для снайперов, один для взрывотехнического отдела и штурмовой группы антитеррористического отдела, которой было поручено захватить фургон. Последний канал – для медиков.

Время банкета!

Шеска, обученный часами лежать неподвижно и наблюдать, может следить за рацией и вернуться в тот день, когда у него с Мичумом все разладилось. Был погожий, солнечный день, когда Мичум с мрачным видом вошел к нему в кабинет.

– Полковник, можно задать вопрос? Какое бюро в Вашингтоне получает нашу информацию?

В голове Шески срабатывает сигнал тревоги. Он выпрямляется в кресле, переплетает пальцы, потом берет из банки леденец и аккуратно разворачивает.

– Ты знаешь, что все засекречено. Зачем спрашивать?

– Потому что в новостях ни разу ничего не было об арестах этих людей. Я говорю о самой первой группе. Была масса времени, чтобы их прихватить.

– Хочешь конфетку?

– Спасибо, нет.

– Вашингтон не объявляет о своих делах. Все засекречено.

Шеска помнит, как мысленно уговаривал Мичума: «Уходи. Не хочу, чтобы пришлось причинить тебе вред». И как Мичум упрямо качал головой.

– Но когда кого-либо арестовывают за штуки, которые мы расследуем, это всегда сенсация.

– Может быть, это была местная сенсация.

– Нет, я изучил отчеты. Об этих людях ничего нет.

Голос из сканера отвлекает Шеску от воспоминаний:

– Южный угол? Как видимость?

– Ужасно, – отвечает голос Воорта, – это… – Остальное тонет в помехах.

«Южный угол внизу».

Шеска смотрит вниз. Видна фигура под зонтом. Воорт.

«Он здесь».

Шеска пользуется оптическим прицелом винтовки, чтобы лучше разглядеть Воорта. Через перекрестье прицела кажется, будто до копа всего несколько дюймов. Шеска борется с желанием выстрелить. Снова погружается в воспоминания: вот у себя в кабинете он указывает Мичуму на мягкое кресло. Морщится, словно ему неловко, что Мичум упустил что-то очевидное.

– Мичум, подумай, – говорит он бывшему ученику. – Выявленных не трогают. Выясняют их контакты. Это азы. Ты меня удивляешь. И с какой это стати ты проверяешь старые объекты? У тебя достаточно работы с новыми.

На улице Воорт куда-то уходит.

Шеска переключает каналы на сканере и слышит голоса снайперов:

– Кто-нибудь прихватил лишние перчатки? У меня руки мерзнут.

– Шутишь? Ты не взял перчатки?

В ноздри Шеске ударяет сырой, холодный запах дождя. Когда он подходит к окну, бахрома шторы тянется к его колену от статического электричества. Память снова возвращает его в кабинет. Мичум выходит, потом входят остальные. Он до сих пор слышит вспыхнувший тогда спор.

Пит:

– Пока он проверяет только первую группу, но что, если он доберется до людей, в отношении которых мы приняли меры?

Лора:

– Нам не следовало говорить ему, что Вашингтон возобновил проект. Надо было посвятить его во все с самого начала. Полковник, давайте дадим ему шанс.

С улицы доносится грохот – столкновение на бульваре Мойнэхен: грузовик службы доставки въехал в зад пикапа. Крики. Автомобильный гудок – и снова грохот. На этот раз автобус из Атлантик-Сити – с рекламой казино – врезался в грузовик. Движение останавливается.

В воспоминаниях Шески Чарли отвечает Питу и Лоре:

– Надо было либо солгать ему, либо вообще не браться за дело. Он бы никогда не согласился.

Стук в дверь возвращает Шеску в настоящее. Горничная:

– Можно разобрать постель?

– Нет! И не приходите больше!

В коридоре ворчат, что-то вроде «не дает работать». А в воспоминаниях Чарли говорит: