Книга Барбаросса - Михаил Попов

– В этот раз было так же, как и в прошлые разы?

– Я не помню. Я заснул. И очнулся в большом пышном саду. Я лежал на прекрасном ковре, на берегу серебряного ручья, и передо мной был накрыт необычайный дастархан. Ничего подобного я не видел даже во дворце нашего правителя.

– Ты был голоден?

– Нет.

– Что еще там было кроме еды?

– Райское птичье пение и, самое главное, гурии. Девушки в прозрачных одеждах. Они кружились вокруг меня, присаживались рядом и весело смеялись.

– Ты мог бы овладеть ими?

– Я и овладел. Сначала одной, потом второй, потом третьей. Они были великолепны.

– А потом?

– Я сделался голоден и попробовал еду и питье, которые были передо мной. Еда была такой вкусной, какой не бывает еда на земле.

– А после?

– А после я заснул. А когда проснулся, оказался на том же самом ложе, рядом с моим другом Абдаллой.

– Он тоже побывал в «раю»?

– Да. Мы долго обсуждали то, что с нами произошло, а когда появился Харудж, мы бросились ему в ноги, мы окончательно поверили, что он великий человек. Мы вручили ему свои души.

– Он испытывал вашу верность?

– Конечно, без этого никак нельзя было. Мы сами ему это предложили.

– Он отказывался?

– Он сказал, что и так нам верит, но мы настояли, чтобы он испытал нашу верность. Он сказал, что всякий, кто умрет по его приказу, сразу же попадает в рай. Мы хотели, чтобы он немедленно приказал нам умереть за него. Но он великодушно сказал, что ему жаль наши молодые жизни, и поэтому он предложит испытание менее суровое.

– Он велел Абдалле зарезать своего отца?

– Да. Отец Абдаллы был опасный человек, он хотел донести на Харуджа за его речи. Учитель мог пострадать. Отец Абдаллы был человек ученый и внешне очень добрый, в этом и была главная опасность.

– Какая же?

– Ему могли поверить простые люди, те, кто был не способен понять учение Харуджа. Его тайное, истинное учение. Они могли убить Харуджа, даже его не выслушав.

– Абдалла легко выполнил приказ?

– Легко и с радостью. Ему было приятно хоть в чем-то помочь учителю.

– А потом Харудж захотел надругаться над твоей невестой, сестрой Абдаллы?

– Нет, не надругаться. Он уступил притязаниям Зульфии, она давно уже была в него влюблена. Она только считалась моей невестой. Харудж говорил, что душа у нее черная, что, как все женщины, она не способна постичь истинное учение. Она готова выйти за меня замуж, хотя втайне мечтает совокупиться сним, с Харуджем.

– Ты поверил ему?

– Как же мне было ему не поверить, когда он мне доказал это? Он возлег с Зульфией прямо в беседке, и она была этому очень рада. Она всячески угождала ему, я даже не знал, что женщины способны на такое.

Кардинал опустил взор и передвинул свитки на столе.

– Рассказать, что именно она заставляла с собой делать?

– Без этого мы обойдемся.

Фикрет пожал плечами и поморщился от боли.

Плотники во дворе тюрьмы закончили свою работу. Теперь солдаты начали таскать на помост вязанки хвороста.

– После этой истории ты уверовал в Харуджа окончательно, да?

– А как было не уверовать? То, что произошло с отцом Абдаллы и моей невестой, разве не было доказательством, что он прав во всем, что говорит? Разве то преддверие рая, что он нам показал, не доказывало его возможности? Разве могли мы идти каким-то своим путем, когда нам воочию открылся путь истинный?

Кардинал Хименес де Сиснерос сидел, неудобно опершись больным локтем на бархатный подлокотник, мрачно взирая на бумаги, разбросанные на столе. Чаша с целебной водой была пуста.

Отец Хавьер старческой, но решительной походкой подошел к нему.

– Все, ваше преосвященство? Вы удовлетворили свое любопытство? Можно, теперь я закончу то, что начал десять лет назад? По-моему, время пришло.

Кардинал глубоко вздохнул:

– Да, время рано или поздно приходит.

Отец Хавьер торжественно повернулся к однорукому пленнику:

– Не хочешь ли ты нам поведать еще что-нибудь, Фикрет? Или ты все сказал?

– Я сказал все, что знал о том, что у меня спрашивали.

Отец Хавьер сложил руки на груди, потом поднес их к лицу, прошептал какие-то молитвенные слова в пальцы. Было видно, что он готовится к важному моменту.

Фикрет тоже это почувствовал, глаза его сузились, уголки рта опустились.

– Должен тебе сказать вот что: я не верю, что тебя зовут Фикрет.

Пленник не выразил удивления или возмущения, он превратился в статую. В однорукую статую, обмотанную цепями.

– Ты хорошо притворился, ты отвечал на вопросы его преосвященства так, как должен был отвечать Фикрет, ты все заранее обдумал и очень старался. Ты бы мог обмануть любого другого, но не меня.

Звякнула цепь, все вздрогнули. Пленник всего лишь переступил с ноги на ногу.

Отец Хавьер оставался невозмутим.

– Ты придумал хороший план спасения, и ты бы спасся, ты бы проскользнул через наши сети, когда бы не существовало человека, знающего, кого именно нужно ловить.

Повисло молчание. Отец Хавьер пытался отыскать в лице пленника следы смятения.

– Может быть, ты сам назовешься? Ладно, это сделают другие, введите!

Команду святого отца передали по цепочке вниз, к подножию лестницы, оттуда послышался звук шагов. Все и так смотрели в том направлении, теперь нетерпение заставило их приоткрыть не только глаза, но и рты.

Первыми показались каски стражников. Потом показался среднего роста мужчина в одеянии, не позволяющем точно определить род его занятий.

Отец Хавьер громко пояснил:

– Антонио Колона. Четырнадцать лет тому назад был кардиналом Римской католической церкви.

Показалась женская голова.

– Мелисса Полихрониу. Рабыня-наложница, шесть лет назад захвачена на невольничьем рынке Родоса.

Следом вели фонарщика.

– Луиджи Беннариво, плавал надсмотрщиком на галере, принадлежащей флоту рыцарей-иоаннитов.

– Клементио Мендоса, кузнец из Неаполя.

– Рауль Вальдес, канонир из Бужи.

Последней шла невеста Фикрета.

– Зульфия, дочь Аттара эль-Араби.

Взошедшие на розовую площадку были поставлены лицом к лицу с одноруким пленником.