Книга Все дороги ведут в Рим - Роман Буревой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рутилий кивнул, соглашаясь… Да, для своего отца он бы сделал что угодно. Более того – уступить триумф Элию ему не жаль… Почти.
Ожидая решения сената, Постум жил на своей загородной вилле. Патроны римского народа не дотянули сюда своих рук, а центурия Второго Парфянского легиона охраняла императорскую виллу со всем тщанием.
Когда-то поместье это принадлежало Летиции. Августа любила огромный сад, окружавший здание. Постум предпочитал маленький перистиль с колоннами из белого с розовыми прожилками мрамора. Пол был мозаичный, в восьмигранных медальонах с исключительным натурализмом художник запечатлел сцены гладиаторских поединков. В облицованном красным гранитом бассейне вода казалась розоватой. Или её в самом деле подкрашивали? С трех сторон бассейн стерегли лежащие бронзовые львы. А с четвёртой стороны в нише помещалась серебряная статуя. Элий с изумлением узнал в серебряном юноше себя – сходство было несомненным.
На время эта вилла превратилась в центр управления Империей. Сюда утром бледный, как выстиранная тога, явился главный редактор «Акты диурны» Гней Галликан. В руках он, как щит, держал свежий номер с хвалебной статьёй о юном Августе. Но император не стал его слушать и номер отложил: утром он уже прочёл передовицу, и слащавые комплименты вызвали у Постума изжогу. Без лишних слов Гнею Галликану было объявлено, что он смещён с поста главного редактора. Эту должность займёт человек более достойный. Правда, со сходным именем – тоже Галликан. Норма Галликан, если быть точным. Услышав такую весть, Гней Галликан рухнул прямо в перистиле, где происходил разговор с императором. Грузное тело на мозаичном полу, искажённый в мучительной гримасе рот, полные страха глаза. Крот кликнул медика к отставному льстецу.
Постум смотрел на поверженного редактора и хотел сказать что-то гневное и одновременно поучительное. Элий тронул его за руку. Не надо ничего говорить. К чему доказывать свою правоту, когда все доказательства уже приведены?
Элий наблюдал за сыном с тайной завистью. Постум очень молод, ещё почти мальчик. Но вряд ли Элий поможет ему в деле управления Империей… Постум действовал куда хитрее и мудрее Элия. Отец императора сознавал, что порой лишь мешает правителю.
– Он получил по заслугам, – самодовольно заявил Постум. Вместе с титулом диктатора Бенит утратил и контроль над «Актой диурной ».
– Люди получают по заслугам гораздо чаще, чем они думают. Весь вопрос лишь в том, что считать заслугой.
– И ты полагаешь, что тоже получил по заслугам? – удивился император. И удивление его было искренним.
– Разумеется.
– Не находишь, что жизнь была к тебе несправедлива?
– Я прожил счастливую жизнь.
– Но я – император. А ты – мой подданный. Так ещё не бывало.
– Ты вернул мне гражданство. Моё тело положат на погребальный костёр в белой тоге гражданина. Разве этого мало?
Кто-то принялся царапать дверь изнутри. Элий резко обернулся. Дверь приоткрылась, и в щель протиснулась собачья морда. А затем и сам пёс медленно, с достоинством ступил в перистиль.
– Цербер! – изумился Элий. – Надо же! Он все ещё жив!
Пёс подошёл и ткнулся мордой в колени Элия. Спустя столько лет он узнал хозяина!
– Он здесь в ссылке, – засмеялся Постум.
– За что? За преданность мне? – Элий потрепал собаку по загривку.
– За то, что лизал меня в губы, когда я был совсем маленький.
– Квинт уверял, что этот пёс – потомок настоящего Цербера. Если так, то его слюна, верно, похожа на воду Леты – заставляет забыть все ненужное.
– Что может забывать младенец? – пожал плечами Постум.
«Прошлую жизнь», – мог бы ответить Элий. Но вслух этого не сказал.
– Знаешь, первым делом, на ближайшем заседании сената, потребую отменить закон об оскорблении Величия, – заявил Август. – Всех осуждённых по этой статье помиловать. А дела – сжечь. Публично сжечь.
– Нет, – покачал головой Элий и повторил категорично: – Нет!
Постум изумился:
– Ты не хочешь, чтобы я отменил закон?
– Я не о том! Закон, разумеется, надо отменить как можно скорее. А вот публично документы сжигать нельзя. Это сделал Калигула, когда занял место Тиберия. Репортёры тут же заметят совпадение. Даже если у тебя самые лучшие побуждения – все равно нельзя.
– Но я действительно чем-то похож на Калигулу. Только моё безумие было поддельным. А его – подлинным.
– Не стоит это подчёркивать, – покачал головой Элий. – Так мне, во всяком случае, кажется… – Элий замолчал на полуслове: во-первых, потому что опять себя поймал на том, что поучает Постума, а во-вторых, в этот момент в перистиль вошёл Квинт с объёмистым пакетом в руках. А их разговор никому не надо слышать, даже Квинту.
– Из хранилища Капитолийского храма прислали триумфальные одежды, – сообщил фрументарий. – Те самые, что украли патроны римского народа и пытались увезти на «Сапфо».
Император лично сломал печать и развернул пакет. Внутри лежали две пурпурные туники, затканные золотыми пальмовыми ветвями, и две пурпурные тоги, усыпанные золотыми звёздами. Постум провёл ладонью по драгоценной ткани.
– Почему тоги две? – спросил Элий.
– Потому что ты удостоин триумфа вместе со мной.
Император торжествующе глянул на отца, пытаясь определить, какое впечатление произвели его слова. И с изумлением обнаружил, что Элий хмурится.
– Это совершенно ни к чему.
– Я сегодня получил постановление сената. Триумф назначили нам двоим.
– Ты просил об этом? – Постум кивнул. – Не надо было! – Элий пытался сдержать раздражение, но не смог. – Нет, не надо!
– Почему? – Постум обиделся – он хотел возвысить отца, а тот отказался принять этот дар.
– Не знаю. Но не надо было. Ни к чему.
– Надень одежды. Надень! Почувствуй, что значит облачиться в пурпур! – воскликнул Постум с горячностью.
– Я носил его когда-то.
– Но ведь не триумфальные одежды! Я прошу тебя, надень. – В голосе Постума появились какие-то совершенно детские обиженные нотки. – Это необходимо. Без тебя я не хочу справлять триумф.
– Хорошо. – Элий поднялся, взял усыпанную золотыми звёздами пурпурную тогу. И вдруг почувствовал, как ноги деревенеют. И едва не упал. Ткань выскользнула из его пальцев.
– Что с тобой?
– Не знаю. Тяжело. – Элий опустился в кресло. Постум поднял и положил ему на колени триумфальную тогу.
«Не надо!» – вновь хотел крикнуть Элий. Но сдержался.
Не нужен ему этот триумф. Никогда он его не желал. Никогда. Но и отказаться не мог. Это желание его сына, для которого он сделал так мало. Хотя бы это желание Постума он должен исполнить – пусть оно и легковесно, и тщеславно. Но легковесные желания всегда доставляют самую большую радость – бывший гладиатор знает это лучше других. Пусть мальчик насладится победой – он её заслужил.