Книга Ветер перемен - Андрей Колганов

– Бухарин дело говорит: если наладить охват кооперацией сбыта и снабжения крестьянских хозяйств, то это даст нам хорошие рычаги контроля над крестьянским рынком. – И тут на лице Дзержинского появился столь знакомый прищур. – Он другого не видит. Без значительного подъема производства на селе нам индустриализацию не потянуть – ни новых рабочих накормить не сможем, ни заводов сырьем снабдить, ни ввоза машин из-за границы оплатить. А мелкий крестьянин такого роста производительности не потянет – вот и весь сказ. Тут еще и политический момент есть…

– Какой же? – немедленно среагировал Сталин.

– Очень похоже, Зиновьев нас недооценкой кулацкой опасности колоть собирается. Что же нам, военный коммунизм вспоминать и бросать лозунг раскулачивания? Тут я с Бухариным сойдусь – ничего хорошего от этого мы не получим. А коли крестьянин в коллектив пойдет, кулаку деваться некуда. Кого он тогда обдирать будет, ежели односельчане свое хозяйство обобществили и теперь на нас, а не на него работают? Зажиточный крестьянин и в коллективе неплохо заработать сможет, коли работать с прилежанием да кулацкие замашки свои бросить. Ну а кто бросить не захочет, с теми мы тоже знаем, как говорить!

– Так, – Сталин как-то весь подобрался, – эти тезисы мы ни на Совнаркоме, ни на Политбюро обсуждать не будем. Кое-что я в рабочем порядке доведу – насчет хлебозаготовок и прочего. А остальное… Готовь там у себя конкретную, развернутую программу социалистического преобразования села. И этой программой мы Гришкины вопли о кулацкой опасности заткнем!

– Так уже готовим, – довольно улыбнулся Дзержинский. – Мне тут ряд специалистов посоветовали запрячь (я и посоветовал – Чаянова, Макарова, Кондратьева, Челинцева…). От них, конечно, эсеровско-народническим душком за версту разит…

– И зачем же ты таких к нашему делу привлекаешь? – недовольно буркнул Сталин.

– А я к ним человека послал, который с ними говорить умеет (меня же и послал, ясное дело), – продолжал улыбаться председатель ОГПУ. – Ему там стали дифирамбы крестьянину петь, так он их быстренько построил. Сказал просто: либо вы, знатоки крестьянства, найдете пути, как крестьянина подтолкнуть к добровольному объединению в колхозы. Посчитаете, что для этого нужно, и что мы реально сможем выделить для такого дела. Либо крестьянина в колхозы загонят без вас и без всякой добровольности. Выбирайте!

Тут и Сталин улыбнулся, но все же заметил:

– А не проще без этих эсеровских недобитков обойтись?

– Боюсь, что не проще, – серьезно ответил Дзержинский. – Наши партийные кадры таких дров наломать могут – потом знай расхлебывай. А эти все же в деле разбираются. И если у них получится реальный план, как основную часть крестьянства хотя бы лет за десять в крупные хозяйства объединить, то мы-то будем только в выигрыше. Ведь если крестьянина через колено ломать…

– А что, не сломаем? – вставил реплику председатель СНК СССР.

– Сил-то, думаю, хватит, – отозвался его собеседник. – Но ты же сам знаешь по Гражданской: крестьянин на чрезвычайные меры свой ответ имеет. Начнут посевы сокращать, пойдут на убой скота. Нам это надо? Нам же город и промышленность кормить. Кстати, чтобы резкими движениями не спровоцировать крестьян на убой скота, – добавил он, – уже хороший обходной маневр предложен: коров и лошадей у них по большей части не забирать, но засчитывать как взнос в неделимые фонды коллективного хозяйства. Так что мужичок свою лошадку и коровку по-прежнему у себя в руках держать будет, но числиться она станет уже в колхозе! А для создания хорошо оснащенных коллективных ферм молодняк у колхозников либо покупать, либо засчитывать как поставки государству.

– Ладно уж, раз получится у них дельный план, не будем к их эсеровскому нутру придираться. Но только ты этих субчиков под плотным контролем держи – мало ли чего от них ожидать? Все-таки не наши люди, очевидно, – заключил Сталин.

– Еще один вопрос хотел с тобой обсудить, который на бумагу класть не стал, – произнес Феликс Эдмундович.

– Это что же за секретный такой вопрос? – заинтересовался его собеседник.

– Есть донесения, что Зиновьев накануне съезда готовится выкатить против нас вопрос о равенстве и справедливости, который якобы сейчас более всего волнует широкие массы.

– Демагог! – презрительно бросил Иосиф Виссарионович.

– Да, демагог, – вздохнул Дзержинский. – Но на удочку этой демагогии он может поймать немало народу, в том числе и левых загибщиков в наших рядах. Поэтому тут надо сделать тот же маневр, что и с кулацкой опасностью: крикам о равенстве и справедливости противопоставить конкретные шаги, что эти самые справедливость и равенство утверждают.

– Вот не понимаю я этих нападок на руководящие кадры! – в сердцах воскликнул Сталин. – Разве лучшие наши люди своей самоотверженной работой не заслужили тех благ, что они имеют?

Дзержинский усмехнулся, но на этот раз невесело, скорее даже зло.

– Тебе прекрасно известна моя точка зрения на привилегии наших начальственных партийцев, – жестко бросил он, как камнем запустил. – Но приходится считаться с реальностью: сволочных черт натуры, заложенных в нас проклятым прошлым, враз не переделаешь. – Тут тон Дзержинского сделался почти примирительным. – Поэтому не намерен затевать войны против хорошей жизни наших руководителей. Я и сам на автомобиле езжу, одежда и стол у меня совсем не как у простого рабочего. Но все же опасность здесь коренится, и немалая. – В его голосе снова прорезалась жесткость. – Не взрастим ли мы поросль таких кадров, которые за нами идти будут только ради пайков, квартир и автомобилей? Такие ведь ради себя не только про социализм забудут, им и вообще на государство наплевать будет!

Председатель Совнаркома заметно помрачнел:

– Такие сволочи и сейчас уже есть.

– Ну хорошо, – продолжал Дзержинский, – положим, этих сволочей мы по мере сил выкорчевывать будем. Но ведь это подрывает авторитет партии!

– И чего же ты хочешь? – столь же мрачно осведомился Сталин.

– Сделать так, чтобы мы не выглядели отгородившимися от народа стеной привилегий. Нет, я не собираюсь на них посягать! – воскликнул Феликс Эдмундович, видя растущее недовольство на лице собеседника. – Подойдем к вопросу, так сказать, с другого конца: допустим к этим благам рядовых рабочих.

– Не понял, – по-прежнему с неудовольствием пробурчал Сталин, – ты что же, рабочим автомобили выдавать собрался?

– Когда собственное автомобильное производство наладим, почему бы и не премировать передовых рабочих автомобилями? – отозвался Дзержинский. – Но сейчас я о другом. Есть, например, санатории Управления делами ЦК, и так же точно в ЦИК и в Совнаркоме. Почему бы часть времени года не направлять в некоторые из них на отдых ударников труда из рабочих и крестьян, так, чтобы их там было большинство? Да еще обязать руководящие кадры, что там отдыхают, не чураться общения запросто с рядовыми тружениками? И наоборот – некоторых наших много возомнивших о себе бюрократов отправлять в места отдыха попроще? Пусть понюхают, чем народ дышит!