Книга Тюдоры. Любовь и Власть. Как любовь создала и привела к закату самую знаменитую династию Средневековья [litres] - Сара Гриствуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В свою очередь Хэттон послал королеве любовный узел, на что Елизавета (по уверениям Хениджа) ответила клятвой, что «предпочла бы наблюдать, как [Рэли] повесят, чем как он поравняется с вами». Впрочем, письма Хэттона к Елизавете – как и письма Лестера до него – содержали все меньше любовной риторики: теперь их тон стал более практичным, в них стало больше разногласий и оправданий.
В письме, которое он написал Елизавете в 1584 году, извиняясь, что обидел ее, «манкировав Вашим монаршим присутствием», он торжественно заявляет «пред лицом Божьим, что я следовал по пятам за Вашей королевской особой и боготворил каждый Ваш шаг со всей верой и искренностью», но при этом прямо дает ей понять, что у него были основания для «слишком завышенных ожиданий». Хэттон все больше превращался в политика: особое впечатление на парламент произвела одна его речь продолжительностью «свыше двух часов» об испанской опасности. Вне всякого сомнения, по части развлечений и лести путь к Елизавете был открыт для новичков. В 1585 году Елизавета посвятила сэра Уолтера Рэли в рыцари. Его путь становился еще чище и прямее, поскольку у Лестера, как и у Хэттона, теперь были другие заботы.
В 1585 году осуществилась давняя мечта Лестера – возглавить армию, чтобы помочь осажденным протестантам в испанских Нидерландах. Увы, голландская кампания оказалась чуть ли не катастрофической. Королева десяток раз отменяла решение, колеблясь, стоит ли его отпускать, и утверждая, что не может без него обойтись, пока Лестер не написал Уолсингему, что он «устал от жизни и всего остального».
«Я вижу, как Ее Величество испытывает меня, насколько я люблю ее и что может отвлечь меня от служения ей», – сетовал он словами, которые десятилетие спустя почти слово в слово повторит его пасынок Эссекс, – «но я решил, что никакое мирское почитание не отвлечет меня от добросовестного выполнения моего долга по отношению к ней, даже если она проявит ко мне свою ненависть, что может произойти уже очень скоро, потому что я вообще не нахожу ни любви ее, ни расположения». Ситуация осложнилась еще больше, когда в Нидерландах Лестера встретили почти как короля и на празднествах называли «вторым Артуром», а тот позволил лести вскружить себе голову и принял титул генерал-губернатора.
Реакция Елизаветы оказалась бурной. «Как презрительно мы относимся к тому, чтобы вы нас использовали… Мы никогда не могли себе представить (если бы не увидели этого на опыте), что человек, взращенный нами и необыкновенно ценимый нами выше любого другого подданного этой страны, мог бы столь презренным образом нарушить наше повеление в деле, которое так сильно задевает нашу честь». Лестер был ранен до глубины души. «По крайней мере, я думаю, что она никогда бы не осудила так любого другого мужчину, пока не поговорила бы с ним… Ради моего верного, честного и любящего сердца по отношению к ней и к моей стране я погубил себя».
Разумеется, враждебность длилась недолго. В конце марта Рэли (которому Лестер написал письмо с просьбой о предоставлении специальных войск) заверил графа, что «королева очень хорошо к вам относится и, слава Богу, вполне умиротворена, так что вы снова стали ее „милым Робином“». Следующее письмо королевы Лестеру, написанное в апреле, было несколько надменным, но примирительным. «Верный и любимый кузен и советник, мы приветствуем вас. В глазах всего света сделка всегда считается невыгодной, когда обвиняются [оклеветаны] обе стороны, и именно это произошло между нами…»
На политическом фронте ситуация была не столь благоприятной. Войска, которые удалось собрать Лестеру, были плохо подготовлены и оснащены, а сам он не имел значительного военного опыта, сравнимого с опытом испанского полководца, великого герцога Пармского. Тем не менее на протяжении большей части 1586 года его силам удавалось сдерживать натиск испанцев. Вернувшись к привычному тону, Елизавета писала ему: «Роб, боюсь, судя по моему рассеянному письму, вы решите, что летнее солнцестояние чересчур овладело моим рассудком в этом месяце…» В качестве подписи следовало: «Теперь же я подхожу к концу, но, воображая, что все еще разговариваю с вами, с неохотой прощаюсь [символ глаз] и всегда молюсь, чтобы Бог уберег вас от всякого зла и защитил вас от всех врагов. С миллионом и легионом благодарностей за всю вашу боль и заботу. Как вы знаете, я все та же, Е. Р.».
В сентябре 1586 года в битве при Зютфене трагически погиб племянник Лестера Филип Сидни, мучительно сдавшись гангрене от полученных ран. Истории о том, что он отдал умирающему солдату свою воду, лишь дополнили легенду о герое страны. Сидни одним из первых начал требовать участия Англии в международном протестантском движении и в 1585 году был назначен губернатором Флашинга в Нидерландах. Теперь его тело отвезли туда, выставив гроб для торжественного прощания, а затем переправили на родину для захоронения в соборе Святого Павла. Сотни горожан собрались на улицах Лондона поглазеть на похоронную процессию. На лошади Сидни ехал его паж, волоча по земле сломанное копье.
В этой впечатляющей процессии принимал заметное участие еще один человек, принявший мантию Сидни как рыцаря и протестантского героя. Именно после битвы при Зютфене граф Лестер счел уместным посвятить в рыцари своего пасынка, графа Эссекса.
Роберт Деверё, 2-й граф Эссекс, родился 10 ноября 1565 года – или, возможно, в тот же день 1566 или 1567 года. В давние времена некий Деверё прибыл в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем; его потомок сражался за Ричарда III в битве при Босворте; затем семья посвятила себя династии Тюдоров, и преданность Уолтера, отца Роберта, привела к тому, что в 1572 году он стал 1-м графом Эссексом, хотя громкий титул не принес ему соизмеримого состояния. В это время юный Роберт проходил обстоятельное обучение в родовом поместье Чартли в Стаффордшире: он изучал латынь и письмо, занимался танцами и фехтованием.
В 1573 году отец Роберта вызвался добровольцем на подавление мятежа в Ирландии. За крестовый поход с целью навязать протестантское и, казалось, цивилизационное влияние диким ирландцам-католикам ратовало большинство ведущих советников Елизаветы, тем более