Книга Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана) - Шаршеналы Абдылбаев

ушла на кухню.

Татьяна оказалась книголюбкой, как и я. Мало-помалу мы разговорились. Правда, я чувствовал себя скованно, смущался девушки.

Пора было возвращаться в часть.

Поблагодарив хозяев за гостеприимство, за хлеб-соль, я отправился своей дорогой. Таня, в спешке даже не надев на себя плащ, а лишь перекинув его через руку, догнала меня.

— Мне по пути с вами…

— Идемте. Вдвоем веселее.

— Моя подруга живет поблизости от вас. Мы пойдем с ней в кино.

— Да?

Дождик перестал барабанить по шиферным крышам. Приходилось то и дело обходить возникшие в улице многочисленные озерца.

— Знаете, а я решила попробовать писать сама, — сказала Таня, продолжая наш разговор о литературе.

— Да? Что же вы пишите? Дайте почитать, — сказал я шутливо.

— Нет, нет же, я просто написала несколько рассказов о происхождении знакомых городов и сел. А большую часть в моей тетради занимает происхождение имен. По-вашему, какое из девичьих имен самое лучшее?

— Язбегенч, — невольно ответил я, назвав имя своей жены.

Таня наклонила голову, загадочно улыбнулась…

Но вот и знакомые зеленые ворота. Мы остановились. Стояли и прислушивались к песне, доносившейся со стороны полка.

— Получите следующую увольнительную, заходите к нам.

— Если судьба приведет, — сказал я неуверенно.

— Но учтите: не придете — мы обидимся. Или напишите вот по этому адресу.

Взяв адрес, я попрощался с Таней и сразу, будто и не был в увольнении, оказался захлестнутым грохотом сапог, — мимо пробегали солдаты.

— Рота-а-а, подъем!.. Тревога!

Эта команда раздалась между тремя и четырьмя часами ночи, когда сон особенно сладок, и повторилась три раза. Раздирая душу, скрежетали пружины коек. Парни вскакивали, спешно занавешивали одеялами окна, и, одеваясь на ходу, торопились в оружейную комнату.

Построились. Командир приказал: " К парашютному складу!"

Грузовые машины раздвигали своим светом темноту, иыхтя, следовали за нами.

Доставка парашютов к машинам выполнялась только бегом. Сон улетучился. На глаза набегали теплые капельки пота.

Нагруженные машины, не мешкая, отправлялись в путь.

…Перед самым рассветом мы уже были далеко от своего полка. Сидя на низкой, влажной траве, мы ждали своей очереди на посадку в самолет. Парни, не любившие долго молчать, собрались вокруг балагура Аноприенко, который обыкновенно начинал так: "А знаете ли вы, что случилось потом?". И затем принимался читать очередное "письмо Миши".

"Маменька, твой Мишуля, отсыревший насквозь в этом дождевом краю, посылает тебе большой привет. Мама, прежде всего хочется сказать тебе о том, чтобы ты каждую получку посылала мне десять — пятнадцать рублей, а хлопотать с посылкой тебе не надо, если пришлешь деньги, этого будет вполне достаточно.

А со службой я теперь свыкся окончательно. Являюсь одним из гвардейцев десантной части. То и дело прыгаем — бросаемся вниз из самого чрева самолета. А внизу выстраиваются деревья и направляют в нашу сторону свои острые пики. При каждом прыжке мы теряем 3 кг. 48 г. собственного веса. Приступая к службе, я весил 78 кг. До сегодняшнего дня я совершил одиннадцать прыжков; вычти, мамочка, потерянные в воздухе килограммы и узнаешь, сколько во мне осталось живого веса. Мама, ты за меня не переживай. Теперь я один из важных командиров нашей части. Недавно мне присвоили чин ефрейтора. Гордись, маменька, гордись своим отпрыском. Вполне вероятно, что твоего Мишулю могут назначить командиром орудия… Мне предложили стать генералом, но я сам не захотел этого".

Хотя ефрейтор Аноприенко не смеялся, все ребята, уставившись на Мишу, покатывались со смеху.

Да и Миша не отставал от них. Когда его круглое лицо напрягалось, то немного сплюснутый нос исчезал в толстых щеках.

Миша — известный парень не только в нашей роте, но и во всем полку. Он не похож на тех, которые не понимают шуток и действуют по принципу "чем дать растоптать свою честь, лучше предать огню душу свою". Никто не помнил, чтобы он вспылил, напротив, от каждой шутки получал удовольствие.

И неспроста ефрейтор Аноприенко выбрал для себя "боксерской грушей" именно его. Эти два солдата отличались друг от друга и внешностью, и характерами. Если Мише было лень говорить, то Аноприенко слыл болтуном, был длинным и худым — полной противоположностью Миши, походившего на арбуз с ножками.

Приземлившийся огромный самолет поглотил нас и снова поднялся в воздух.

Крюки парашютов мы нацепили на кольца, одетые в чехольчики. Через иллюминатор была видна белая облачная равнина. А мысли уносили меня в родительский дом, к родному очагу.

Я подумал об Ильясыке. Вот братишка проснулся и трет кулаками глаза. Каждое его потешное движение вызывало когда-то радостный смех. Я вспомнил, как он неловко гонялся за курами, лепеча: "Ложись, ложись, моя курочка-ряба, и снеси мне яичко…". Захотелось поиграть с ним в "кто победит".

Самолет раскачивался с боку на бок и было ясно, что приближается время прыжков. Как только раздалась команда: "Приготовиться!" — наш ряд, которому предстояло прыгать первым, поднялся на ноги.

Я, как и остальные, встал, чуть согнувшись, ухватился правой рукой за кольцо, левую положил на запасной парашют и ждал команды.

— Пошел…

В облака посыпались ребята, Словно горстями брошенная жареная кукуруза. Падая, я почувствовал, как меня пронизывает холод. Облако, в которое я угодил, окружило мой парашют, проникло в его нутро, как в шатер, словно пыталось увлечь меня куда-то в неизвестность.

Наконец я очутился на земле. Внизу настоящая суматоха: высвобождая себя из парашютов, ребята спешно собирались вокруг командира.

Когда вступили в "бой", пришлось долго ползти по-пластунски. Время от времени доставали лопаты и окапывались. Место, называемое "логовом противника", забросали гранатами. Путь преградили дымовые пояса, мы натянули противогазы и погрузились в дым.

Потом был перекур.

И тут мое внимание привлек Миша, сидевший напротив меня, его будто знобило, он дрожал всем телом. На одной его ноге не было сапога.

— Миша, где твой сапог?

— Сам не знаю. Когда я прыгал, он соскользнул с ноги, я найти не успел.

— Дела-а…

— Думал, будет теплее, вот и взял сапоги на размер больше, будь они прокляты, — выругался Миша.

— Вот и достань теперь сапоги! — хмыкнул Аноприенко.

Это задело Мишу, — он с обидой сказал:

— Лучше погрызи сухарики, твоему желудку будет впрок.

Я достал из вещевого мешка портянки. Аноприенко с улыбочкой принес древесную кору, сплел из нее подобие лаптя. Приладил его к ноге Миши и обмотал портянками — сделал по пословице: "Покуда доставят палки, пускай в ход кулаки".

— Ребята, — обратился ко всем Аноприенко. — Про сапог Миша будет писать в очередном письме, а пока я прочту другое, с которым он ознакомил меня вчера.

И начал:

"Здравствуй, милая Катя. Увидев в газете твой портрет, я влюбился