Книга Русское военное искусство Первой мировой - Алексей Владимирович Олейников

армией генерала от кавалерии Гурко. – Изд. 4., Типо-Литография штаба Особой армии, 1916.

Во многом этому способствовало то, в 1917 г. они применили новый тактический прием – т. и. «контратаки из глубины»: значительные пехотные массы наносили удар по прорвавшемуся противнику из глубины обороны (5–8 км от переднего края), действуя под защитой артиллерии второй линии. Русские войска (и так в значительной мере утратившие боеспособность в период «углубления революции»), прорвавшиеся сквозь первую линию, контратаковались раньше, чем успевали закрепиться и подтянуть свою артиллерию.

В итоге, оперативно-тактическая доктрина русской армии в период позиционной войны в 1917 г. базировалась на следующих основных элементах: укрепленная полоса состоит из ряда укрепленных стрелковых позиций, связанных между собой ходами сообщений, и артиллерийских позиций; число стрелковых позиций – не менее 3, но в зависимости от глубины обороны их может быть и больше; расстояние между 1-й и 2-й линиями обороны – примерно 300 шагов, между 2-й и 3-й – 500—1000 шагов; глубина укрепленной полосы при 3-х стрелковых линиях – до версты; кроме главной укрепленной полосы в ближайшем тылу (верстах в 6–8) находилась тыловая укрепленная полоса; стрелковые позиции представляли собой ряд опорных пунктов, расположенных в шахматном порядке, обнесенных 2–3 полосами искусственных препятствий и связанных между собой приспособленными к обороне ходами сообщений; ширина фронта прорыва зависит от поставленной цели, наличных сил и средств, свойств местности – для наибольшей силы удара сравнительно небольшой участок (длина по фронту 1,5–2 км), но расширяемый в стороны флангов как минимум на 3–4 км (лучше 7–8 км) в каждую сторону; соответственно общая ширина фронта атакуемого участка – 10–20 км; все расчеты, усилия и средства атакующего, в том числе и артиллерийская подготовка, должны быть направлены к тому, чтобы прорвать сразу всю укрепленную полосу противника – желательно одним безостановочным наступлением; для успеха прорыва на каждую версту прорываемого участка должна быть назначена дивизия пехоты, на каждую версту соседнего с прорывом участка – не менее полка пехоты и в ближайшем тылу для развития удара – 1–2 дивизии (т. е., для прорыва на фронте 8—10 км при ширине фронта прорыва в 2 км нужно 2–3 корпуса из 5–6 дивизий, а на фронте 15–20 км – 3–4 корпуса из 7–8 дивизий); на 1 км фронта прорыва необходимо – 40 легких и 20 тяжелых орудий, а на 1 км соседних атакованных участков– 15–20 легких орудий.

Первая стрелковая линия. Наставление для борьбы за укрепленные полосы. По указаниям и под редакцией командующего 5-й армией генерала от кавалерии Гурко. – Изд. 4., Типо-Литография штаба Особой армии, 1916.

Специфика позиционных боевых действий на Русском фронте отличалась существенными особенностями. Главные из них следующие.

1) Прорыв позиционного фронта в кратчайшие сроки преобразовывал позиционную войну в войну маневренную – причем наблюдались значительные пространственные колебания.

2) Прорыв позиционного фронта почти никогда не перерастал в сражение на истощение. Обороняющийся не успевал своевременно подтянуть (в основном из-за слабости коммуникационных линий) достаточные силы, и ему удавалось остановиться лишь после большого отскока назад.

3) Прорыв позиционного фронта почти всегда был средством к осуществлению другого оперативного маневра (обхода, охвата) и никогда – самоцелью, как это было на Французском фронте.

4) Тактические неудачи русской армии в первых сражениях позиционного противостояния объясняются, прежде всего, наличием в ее боевых порядках недостаточного количества артиллерии. Максимальные артиллерийские плотности были достигнуты в ходе летней кампании 1917 г.

Но объемы артиллерии возрастали на главных фронтах Первой мировой войны в несоразмерных пропорциях: на Французском фронте к удару привлекались тысячи орудий, на Русском фронте – сотни.

5) Если ширина фронта прорыва на Французском фронте все время возрастала, достигнув в 1918 г. 70–80 км, то на Русском фронте ширина фронта прорыва уменьшалась. В 1915 г. она составила 35–40 км, в 1916 г. 18–20 км, в 1917 г. 10–15 км. Сокращение фронта позволяло сосредоточить более значительные силы и средства на ударном участке.

6) Система оборонительных позиций постоянно совершенствовалась, но не достигла того состояния, которое имели оборонительные позиции во Франции в 1918., до конца войны сохранив линейный характер.

7) Русские войска научились в должной степени осуществлять инженерную подготовку местности. Инженерно-штурмовой плацдарм при подготовке Луцкого прорыва 1916 г. имел 1–2 параллельные траншеи полного профиля, вынесенные вперед на 3 км от основных позиций. А при подготовке 11-м армейским корпусом наступления в 1917 г. плацдарм представлял собой несколько выдвинутых вперед линий окопов глубиной до 3 м. От противника до ближайших траншей плацдарма оставались предусмотренные инструкциями 150–200 шагов. Характерно, что одновременно с подготовкой плацдармов производилось усиление оборонительных сооружений на тех боевых участках, на которых намечалось сковывание противника.

В целом, отмечая специфику военного искусства в позиционной войне в целом и на Русском фронте в частности, необходимо отметить, что между численностью наступающей пехоты и количеством поддерживающих ее атаку огневых средств существует определенное соотношение, при нарушении которого в меньшую сторону пехота не достигнет успеха или купит его слишком дорогой ценой. Искусство командования и заключается в определении этого соотношения. Маневр крупных огневых масс (артиллерия) подготавливал успех мелких (пехота). В процессе борьбы по овладению неприятельской позицией «маневр огня» и «маневр движения» составляли единое целое.

Тактической особенностью укрепленных полос являлась их непрерывность (отсутствие флангов) и большая глубина обороны. При обороне на широких фронтах нельзя было быть достаточно сильным на всех боевых участках – именно укрепленные полосы давали возможность выиграть достаточное оперативное время.

При наступлении укрепленные полосы позволяли обороняющемуся относительно слабыми силами прочно держать сравнительно большие участки фронта – с тем, чтобы главные силы сосредоточить на важнейших направлениях.

Прорыв укрепленной позиции требовал от войск огромного нравственного и физического напряжения. В большинстве наступательных операций (как на Французском, так и на Русском фронтах) в действиях наступающей пехоты царил хаос. Хаос приводил к колоссальным потерям в живой силе и лишал командование возможности что-либо сделать и должным образом управлять событиями.

Этот беспорядок был результатом совокупности двух причин: одна из них коренилась в неправильном представлении о характере пехотной атаки в условиях позиционной войны (командование первоначально считало пехотную атаку порывом, который следует наращивать с помощью автоматически следующих друг за другом волн цепей), а другая заключалась в природе самого бойца и была величиной морального порядка. Характеризуя последнюю причину, фронтовики отмечали, что возбужденное состояние бойцов быстро превращало их движение в настоящее «бегство на противника», сопровождаемое криком «ура», свидетельствующим скорее о потере духовного равновесия, чем о сознательной доблести. Боец бежал от препятствия к препятствию – до того момента, когда, запыхавшись, становился бессильным что-либо предпринять и терял хладнокровие.

В итоге, повинуясь лишь собственной интуиции, он ускользал от руководства своих начальников и терял способность продолжать бой. Значительность понесенных потерь и перемешивание боевых единиц постепенно увеличивали дезорганизацию части, уменьшали ее порыв. В итоге, часть достигала преграды, преодолеть которую у нее не хватало сил – ротация частей