Книга Любовь по его правилам - Рина Ушакова

в подвале, где не ловила связь, а крики не проникали наружу через массивную железную дверь. Может, похитители заперли Веронику именно там, поэтому до неё нельзя было дозвониться? По крайней мере, это казалось наиболее вероятной версией, и её стоило проверить.

Не успела Даниэла пройти и пары метров, как у неё в руке коротко зажужжал телефон. Она моментально отреагировала, так как староста делился с ней ходом расследования, однако на экране высвечивалось сообщение, присланное с номера Феликса.

«Я оставил для тебя кое-что в старом кабинете истории. Тебе лучше поторопиться, пока кто-нибудь не опередил тебя», — написал он.

Даниэла замерла, вновь и вновь перечитывая эти строки. Опять что-то непонятное и таинственное в его стиле, и неясно, следовало ли радоваться этому сообщению или наоборот.

«У тебя пять минут», — добавил Феликс.

Это определённо была какая-то новая игра, но стоило ли в неё ввязываться, особенно сейчас, когда нужно было спасать Веронику? Несколько секунд Даниэла сомневалась, а затем сорвалась с места и кинулась в кабинет истории.

Располагался он на первом этаже в противоположном крыле, так что путь предстоял неблизкий, и на своих каблуках она никак не уложилась бы в пять минут. При этом Даниэла понимала, что Феликс обожает точность во всём, поэтому позволить себе даже небольшое опоздание она не могла. Остановившись, Даниэла скинула туфли, подхватила их и побежала босиком по бетонному полу.

Ноги касались холодной поверхности, но после нескольких часов в неудобной обуви ей было уже всё равно. На ходу Даниэла набрала старосту, чтобы отправить его в подвал, но тот, как назло, не брал трубку.

«Прости меня, Ник», — подумала она, спускаясь по широкой лестнице на первый этаж.

Отсюда уже слышались звуки музыки, разговоров и смеха, а темноту разбавлял мягкий свет ламп, пробивавшийся со второго этажа правого крыла. Даниэла пересекла вестибюль, добежала до противоположной лестницы, но свернула прямо перед ней и юркнула в дверь, отделявшую небольшой коридор.

Здесь её опять окутала темнота, но недалеко, в закутке под боковой лестницей, кто-то разговаривал и крутил песни на телефоне. Сколько осталось времени, было неизвестно, поэтому Даниэла собрала последние силы, рванула к указанному Феликсом кабинету и дёрнула ручку на себя.

Дверь беспрепятственно открылась, и она увидела перед собой пустой кабинет. Свет не горел, над доской медленно перемигивались огоньки гирлянды, а на первой парте среднего ряда стояла большая коробка, которая, судя по всему, предназначалась для неё. Выглядело всё это подозрительно, поэтому Даниэла нерешительно подошла к ней и остановилась.

— Смелее, — сказал Феликс.

Сначала она не поняла, откуда доносился его голос, но оказалось, что его присутствие скрывала колонна, которая выступала из стены. Вернулся он, похоже, не так давно, потому что даже не снял пальто, хотя, возможно, он просто не собирался надолго тут задерживаться. Даниэле в первую очередь бросился в глаза его подчёркнуто суровый вид, поэтому она никак не решалась заглянуть в коробку.

Сама же Даниэла подумала, что выглядит в этот момент ужасно глупо: босая, с красным от бега лицом и сбившимся дыханием. Поставив туфли на пол, она снова натянула их на ноги, приблизилась к парте и взглянула на Феликса. Он привалился плечом к колонне, скрестил руки на груди и не смотрел на неё, так что надеяться на какие-либо объяснения не приходилось. Делать было нечего, и Даниэла раскрыла коробку.

На самом дне виднелась небольшая, размером с ладонь, медалька на широкой красной тесёмке. Даниэла подцепила её пальцами и вытянула наружу. При свете гирлянд она поблёскивала золотом, а на ощупь была тяжеловатой и холодной.

— Что это? — спросила Даниэла.

У неё в душе начали зарождаться нехорошие предположения, и странное поведение Феликса их только подтверждало. Он не ответил сразу, а выдержал небольшую паузу и подошёл к ней.

— Это твой приз, Даниэла, — сдержанно сказал Феликс, взял медаль из её рук и повесил ей на шею. — Ты хотела оставить последнее слово за собой, и у тебя это получилось. Ты хотела сама всё решать, и ты это сделала. Ты хотела, чтобы я страдал, и ты этого добилась. Ты победила, и это твоя заслуженная награда, так что забирай её.

Весила эта медалька немного, но Даниэле показалось, что в ней было не меньше тонны. Грудную клетку сдавило так, что дышать было сложно, а ноги подкашивались, но совсем не из-за неудобной обуви. Она пыталась хоть что-то сказать Феликсу, но слова путались, а язык не слушался.

— Я просто хотела, чтобы ты перестал контролировать каждый мой шаг, — с трудом выдавила она из себя.

Феликс усмехнулся и, засунув руки в карманы пальто, наклонился к её уху.

— О чём ты, Даниэла? — шёпотом спросил он. — Если бы я хотел, я бы не оставил тебе ни единой возможности что-либо понять. Ты бы бегала за мной столько, сколько мне было бы нужно, делала бы то, что я хотел, и радовалась бы тому, что я просто взглянул на тебя. Я могу сделать это и сейчас, и ты никак не сможешь меня остановить.

Говорил он это тихо, но жёстко, и от этого ей стало не по себе. Феликс же отстранился и посмотрел ей в глаза.

— Но, Даниэла, — продолжил он, — я бы никогда не стал поступать так с тобой. Мне хотелось, чтобы ты была со мной не потому, что я тебя заставил, а потому, что я нужен тебе, даже такой невыносимый, бессердечный, наглый и упёртый.

— Не стал бы? — сказала она, криво усмехнувшись. — Да ты только это и делаешь! Я не понимаю, чего ты добиваешься? К чему эти постоянные игры за моей спиной?

— Это тебе нужно спросить у самой себя, — ответил Феликс и перевёл взгляд на мерцающую гирлянду. — Я так и не понял, зачем ты превратила наши отношения в бесконечное соревнование. Тебе так хотелось обойти меня, но… но правда в том, что я никогда не видел в тебе соперницу. Я просто подыгрывал тебе, потому что мне было интересно узнать, как далеко ты зайдёшь, но теперь я вижу, что ты не остановишься ни перед чем, поэтому я признаю своё поражение. У меня впервые в жизни нет ни одного варианта, который бы меня устраивал, так что поздравляю тебя, и давай закончим на этом.

Тяжело вздохнув, он отвернулся и отошёл к учительскому столу. Даниэла следила за каждым его движением в надежде, что их глаза опять пересекутся, и в них она увидит хотя бы малейший намёк на возможность всё исправить, но Феликс избегал этого. Он изучал рисунок на линолеуме и, кажется, не собирался