Книга Сирруш - Павел Сергеевич Марков

звук? Хоть малейший шорох.

Ничего.

Не вполне соображая, что делает, Шанкар подбежал к соседней хижине и рванул дверь на себя. Заперто. Следующая. Заперто. На стук никто не отвечает. Хижина напротив — открылась! Охотник влетел внутрь, не обращая внимания на внутреннее убранство. Все равно у всех все одинаково. Его глаза спешно оббегали пустую хибару в поисках чего-то, чем можно выломать дверь. Ничего. Только прихват для печи, да тупой кухонный нож. В полном отчаянии он вышел наружу и снова дернул ручку двери хижины Анила.

— Мина! — крикнул он, уже не боясь быть услышанным.

И снова ответом была тишина.

Обреченно Шанкар отшатнулся назад, упершись спиной о стену хибары напротив. В бессилии он воздел лицо к небу. Оно продолжало оставаться безоблачным. Солнце, находившееся в зените, покрывало его рядом с собой подобием белесой пелены. И тишина. Мертвая гнетущая тишина. Только глубокое дыхание охотника нарушала ее в этот момент. Шанкар провел ладонью по лицу. Оно оказалось влажным от пота.

— Неужели? — сокрушенно прошептал он. — Неужели мы и вправду заслуживаем такого?! Ответь мне, Богиня-мать!

Округа продолжала хранить полное безмолвие, в немом укоре нависая над ним. Солнце слепило с вершины небосвода, молчаливо наблюдая за мольбами охотника. Осознав, что его зов останется без ответа, Шанкар на секунду зажмурил глаза и громко выдохнул. Затем, медленно, словно во сне, он отошел от стены и вновь посмотрел на деревянную дверь.

«Поздно...».

— Шанка-а-а-а-р.

Этот шепот разнесся по проулку, словно ветер играет опавшими листьями.

Охотник вздрогнул. Сердце забилось с удвоенной силой. Оно так громко стучало в груди, что Шанкар боялся, как бы его не разорвало на части. Он узнал голос. Узнал бы из тысячи других. Звук исходил откуда-то слева. Охотник ощутил, что его тело пробивает мелкая дрожь. Тем не менее он решил обернуться. В паре десятков локтей, посреди узкого и сырого проулка, стояла она. Длинная черная коса, перекинутая через плечо, прикрывала правый сосок. Взгляд огромных синих глаз пронзал его насквозь. На столь знакомых губах играла улыбка. Нежная и, в то же время, печальная. Ее лицо было чистым. Без каких-либо намеков на те ужасные разводы из грязи и крови. Но от этого становилось еще невыносимее. Ее лицо было чистым… Как в тот день, когда он подарил ей драгоценный сапфир…

Нилам протянула к нему руки:

— Пойдешь?

Он шумно вдохнул. Сердце сжалось от невыносимой боли, словно его положили под пресс, и пропустило удар. Затем гулко забилось вновь. Губы вмиг пересохли. Охотник уже хотел сделать шаг навстречу, но в последний момент остановился. Что-то внутри заставило его это сделать. Он не может уйти. Хочет, но не может… Ведь там, рядом с домом, его ждут Абхе и Каран… Ему так хочется вновь ощутить на себе руки Нилам, почувствовать ее объятия. Но он не может этого сделать… Не должен этого делать. Шанкар чувствовал, что сердце может не выдержать. С уст сорвался беззвучный шепот. Охотник ощущал, как неимоверно тяжело даются ему эти слова.

— Я не могу… Прости.

Шанкару почудилось, что улыбка на лице Нилам стала еще печальнее. Она слегка потупила взор. Ее руки опустились и повисли вдоль тела.

— Прощай, любимый. Помни, я согласна…

Девушка сделала пару шагов назад. Глаза охотника увлажнились, а к горлу подступил огромный комок. Слезы ручьями потекли по щекам. Когда же он протер очи ладонью, то проулок был уже пуст. Нилам исчезла.

Дольше находиться здесь было выше его сил. Шанкар понял, что если задержится тут еще хоть на мгновение, то окончательно лишится рассудка.

«Это больше не мой дом. Это не мой дом».

Громко выдохнув, и ощущая боль в груди, охотник на негнущихся ногах отправился в обратный путь.

***

Мина слышала, как кто-то пытается войти в дом. Упорно и настойчиво. Но деревянный засов выдержал. Затем она услышала голос. Он звал их по имени.

«Шанкар? Это Шанкар?».

Она уже хотела подняться и открыть дверь, но в последний момент одернула себя.

«Нет! Он тоже безумец. Все в этом городе безумцы! Все! Я не открою. Не отдам им свою дочь!».

В ее взгляде пылала решимость. Слепая непоколебимая решимость.

Спустя некоторое время она услышала удаляющиеся шаги. Кто бы это ни был, он уходил. Женщина облегченно вздохнула и погладила Нирупаму по голове. Девочка лежала у нее на коленях, забывшись беспокойным сном. Ее лицо немного осунулось. Они не ели уже несколько дней. Отрешенным взглядом Мина рассматривала окружающую обстановку. Стены родного дома казались ей крепостью, по внешнюю сторону которых таится смертельная опасность. Но в то же время она ощущала, как они начинают медленно поглощать ее. Будто женщина срасталась с ними в одно целое. Где-то в глубинах сознания Мины еще теплился огонек разума. Огонек, подталкивающий к действию. Но он был уже слишком мал и ничтожен. С тех пор, как она лишилась мужа, ее рассудок дал трещину, и этот огонек готов был потухнуть в любой момент…

Как только шаги скрылись вдали, она прошептала:

— Все хорошо, милая. Этот безумец ушел. Все хорошо.

***

Девадат стоял возле западных ворот Цитадели, подставляя бледное лицо под лучи полуденного солнца. Он испытывал сильную слабость. Бывший Верховный жрец ничего не ел последние несколько дней. Раненая рука лишь добавляла страданий. Однако он был полон решимости. Решимости в том, что пора двинуться в путь. Ведь сегодня ему было видение. Снова от него. Посланника воли Богини-матери. Девадат исполнил свое предназначение в долине Синдху. Но не искупил свой грех. Поэтому он должен вернуться к тому, что начал во время их первой встречи. К изгнанию. И должен пойти туда, где небесное светило завершает свой путь на исходе дня. Там, где находит свой конец день, найдет свой конец и он. Девадат безропотно принял свою судьбу. Ведь так ему повелел он. Посланник воли Богини-матери.

Шумно вдохнув полной грудью, бывший Верховный жрец начал медленно, но уверенно спускаться с холма, на котором стояла Цитадель. Остывшие и разлагающиеся тела источали смрад, но он не замечал его. Девадат даже под ноги не смотрел. Все его внимание было устремлено на запад. Туда, где заканчивает свой путь небесное светило. Туда, где закончит свой путь и он.

Когда тюремщик покидал темницу, то обронил связку ключей возле его камеры… и тогда он услышал голос. Его голос.

Крепость Мохенджо-Даро безмолвно возвышалась прямо за ним. Ее стены, покрытые копотью от недавнего пожара, провожали Девадата в последний путь.

***

— Ты не нашел их? — спросила Абхе, хотя прекрасно понимала, что