Книга Огонь и сера - Дуглас Престон

– Он идти туда, – сказал монах и нырнул в древний, расписанный фресками тоннель.

В конце пути монах распахнул приоткрытую железную дверь, и свет затопил темный проход. Вслед за провожатым д'Агоста очутился у узеньких ступенек, выдолбленных в склоне утеса. От падения с головокружительной высоты здесь спасали только проржавевшие железные перила.

Д'Агоста выглянул за край – на миг ему стало дурно – и заметил затянутую в красную кожу фигурку, спешащую вниз.

– Eccolo! – указал монах и начал спускаться. Полы его сутаны хлопали на ветру, словно крылья.

Д'Агоста старался не отставать, но время так отполировало камень, а сырость так увлажнила его, что лестница была скользкой как лед. По ней давно никто не спускался, ступеньки обкрошились, и в них голодными ртами зияли провалы в бездну.

– Знаете, куда он бежит? – прокричал д'Агоста, хватая ртом воздух.

– В лес.

Снизу грянул выстрел. Монах поскользнулся и едва успел ухватиться за крошечный шероховатый выступ. Д'Агоста не мог помочь ему – он сам был как на ладони, вжался в скалу, не в силах сдвинуться. Он даже не мог сейчас достать пистолет.

Со вторым выстрелом скальная крошка оцарапала д'Агосте лицо. Убийца стоял в сотне футов внизу и целился.

Д'Агоста обеими руками цеплялся за камень. Ждать, пока не подстрелят? Отчаянно упираясь ступнями и коленями, д'Агоста высвободил руку, достал пистолет, прицелился как мог и выстрелил – раз, второй.

Наемник вскрикнул и скрылся из виду, а д'Агоста почувствовал, что сползает, и уже хотел выбросить оружие, но тут монах сказал:

– A me!

Д'Агоста кинул «глок» провожатому, и тот ловко его поймал. Сам же сержант прыгнул чуть в сторону, а в то место, где он стоял, ударила пуля.

– Вниз! – Д'Агоста с монахом выбежали на каменную тропинку и сразу же спрятались за небольшим выступом. Убийца выстрелил – вновь брызнули камни.

«Господи, – подумал д'Агоста. – Мы в ловушке». Ни вперед, ни назад – только отстреливаться. Монах вернул пистолет, и д'Агоста проверил обойму: осталось восемь патронов.

– Начну стрелять, – сказал он, – бегите. Capisci?

Монах кивнул.

Уже поднимаясь, д'Агоста прицелился и выстрелил – раз, второй, третий. Он метил по верхушке камня, за которым спрятался киллер.

Магазин опустел, зато монах успел пробежать открытый участок и надежно укрылся за выступом у самого края, где тропинка вновь обрывалась лестницей в пропасть.

Сменив обойму, д'Агоста перебежал к монаху и осторожно выглянул из укрытия. Наемника нигде не было видно.

Не мешкая, сержант продолжил погоню, и теперь уже монах следовал за ним. Когда лестница наконец закончилась, они оказались у подножия скалы, где за небольшим виноградником темнела плотная стена леса.

– Куда? – спросил д'Агоста.

– Все, ушел, – пожал плечами монах.

– Нет. Идем за ним, в лес.

Пригнувшись, они побежали между рядами винограда и через несколько секунд достигли похожих на колонны собора стволов – деревья неровным строем уходили в прохладную тьму, напоенную ароматом смолы. На толстом ковре из иголок д'Агоста не нашел ни единого следа.

– Как думаете, куда он мог деться?

– Нельзя знать. Нужен собаки.

– В монастыре они есть?

– Нет.

– Тогда звоним в полицию.

– Займет время, – снова пожал плечами монах. – А с собаки – день, два или три, может быть.

Оглянувшись на бесконечный лес, д'Агоста выругался.

* * *

В часовне творилась все та же неразбериха. Пендергаст, склонившись над распростертым священником, делал ему массаж сердца и искусственное дыхание. Несколько братьев во главе с настоятелем окружили их полукольцом. Остальные, потрясенные, тихо молились в сторонке. Вот-вот должен был приземлиться вертолет «скорой помощи» – доносился стрекот лопастей.

Встав на колени, д'Агоста взял священника за вялую, хрупкую руку и вгляделся в серое лицо, в закрытые глаза. Монахи бормотали молитвы, и размеренная каденция успокаивала.

– Думаю, у него сердечный приступ, – сказал Пендергаст, нажимая на грудную клетку священника. – И травма от пулевого ранения.

Вдруг священник кашлянул, рука его дернулась, и глаза, открывшись, уставились прямо на Пендергаста.

– Padre, – тихо и спокойно позвал Пендергаст, – mi dica la confessione piu terribile che lei ha mai sentito.

Глаза монаха, такие мудрые, казалось, видят уже близкую смерть, но все понимают.

– Un ragazzo Americano che ha fatto un patto con il diavolo, ma l'ho salvato, l'ho sicuramente salvato. – Вздохнув, священник с улыбкой закрыл глаза. На долгом последнем вздохе он задрожал и наконец замер.

В следующее мгновение в часовню вбежали медики с носилками. Пытаясь спасти монаха, они развили бурную деятельность: один установил кардиомонитор, второй стал докладывать на базу, что раненый не подает признаков жизни. Получив инструкции, медики уложили священника на носилки и побежали к вертолету.

Гул винтов стих, и часовня словно опустела. Только запах ладана остался витать в воздухе да стройное пение братии вносило странную нотку спокойствия в атмосферу общего шока.

– Я упустил его, – судорожно вздохнул д'Агоста.

– Простите, Винсент. – Пендергаст накрыл его руку своей.

– Что сказал священник?

Мгновение Пендергаст колебался.

– Я просил отца Зеноби вспомнить самую страшную исповедь. Такую исповедь он слышал от мальчика-американца, который заключил сделку с дьяволом.

Значит, правда, подумал д'Агоста, и желудок его сжался. Значит, правда.

– Еще отец Зеноби сказал, что он наверняка спас душу мальчика.

Д'Агосте пришлось сесть. На секунду он опустил голову, пытаясь отдышаться, затем посмотрел на Пендергаста и спросил:

– Ну хорошо, а как же те трое?

Глава 68

Сквозь затянутый сеткой клапан в палатку проникали косые лучи солнца, и казалось, что стенки пылают в огне.

Сидя за столом, преподобный Бак вспоминал, как сплоченно вступилась за него паства. Лагерь возбужденно гудел, бурля еще не остывшей энергией. Несомненно, с ними пребывал Дух Божий.

Конечно, полиция не станет сидеть сложа руки. Очень скоро она перейдет к решительным действиям, и тогда наступит время Бака – момент, ради которого он до сих пор жил. Но что это за момент и как выполнить миссию? Прежде Бак воспринимал этот вопрос как призрачный голос, как легкое беспокойство, от которого вдруг не стало спасения – ни в молитве, ни в посте, ни в покаянии.