Книга Тени зимы - Джиллиан Брэдшоу

мертв. Прошло всего несколько часов, тело рыцаря ждало погребения, а мне казалось, что это случилось давным-давно. «Ты устала, — сказала я себе, — надо успокоиться, не время сейчас раскисать». Взяла перо, но увидела, что места на пергаменте уже нет. Перевернула лист, нашла местечко над надписью, и дописала самым мелким почерком: «Я сбежала до того, как Мордред смог причинить мне вред. Я хочу увидеть тебя снова. Моя душа, моя самая дорогая жизнь, прикажи мне явиться к тебе с Сандде и его армией. В любом случае, молюсь, чтобы Бог нас защитил».

Место на листе решительно кончилось. Мелкие буквы теснились друг к другу, и казалось невероятным, что они могут передать хотя бы сотую долю моих чувств. Я сложила письмо, запечатала и отдала посыльному. Посидела, гадая, когда письмо дойдет до Артура и о том, что будет, когда мы увидимся снова. Тогда я сожалела, и много раз сожалела потом, что не потребовала еще один лист пергамента и не заполнила его словами. Но, возможно, самое важное я уже сказала, а все остальное подождет.

В тот вечер мы похоронили Гавейна на землях монастыря Инис Витрин. Толпа скорбящих двинулась к могиле, Рис держал коня рыцаря, а рядом с пустым седлом блестела украшенная драгоценными камнями рукоять меча. Конь громко заржал, когда вынесли тело. Он узнал хозяина, но никак не желал успокоиться. Монахи молились и пели, тело опустили в землю, могилу забросали, и в этот момент Рис снял уздечку с головы коня. Цинкалед рванулся к могиле и заплясал на ней, раздувая ноздри, а потом запрокинул голову и заржал. Монахи крестились и перешептывались.

— Оставьте его, — сказал Рис, — пусть попрощается. — Он развернулся и начал подниматься на холм. Я пошла за ним. Плакальщицы и монахи разошлись. Я обернулась. Белый великолепный конь стоял в сумерках у сырой могилы, тряс головой и ржал. Никогда не слышала, чтобы конь ржал так жалобно. Наутро конь исчез. Я, было, подумала, как бы кто не позарился на коня и дорогое оружие, но вспомнила, что никому не дано коснуться меча против воли владельца. Да и коня такого больше нигде не сыщешь. Как бы там ни было, больше никто не слышал ни о чудесном мече, ни о чудесном коне. Гавейн говорил, и конь, и меч пришли из другого мира. Возможно, туда они и вернулись. Я представила, как Цинкалед, отходит от могилы, а потом летит сквозь день, сквозь ночь, сквозь время в никакой день, в никакое место, туда, где нет горя, где ничья любовь больше не удержит его. Осталось лишь несколько следов вокруг новой, еще одной могилы. И не мне отныне заботиться о его судьбе.

Глава двенадцатая

По словам Гавейна, Артур планировал добраться до Сэферна через три дня после отъезда из Сиррисбирига, то есть через два дня после того, как Гавейн появился в Инис Витрин. Артур спешил. Его отряд всю ночь шел на Камланн, потом движение замедлилось: король собирал своих людей на сборных пунктах, и подошел к Инис Витрин около полудня, через четыре дня после того, как мы получил сообщение. Накануне вечером от него пришло второе послание. Оно было очень кратким, написанным явно на скорую руку. Он подтвердил получение моего письма и сказал, что часть припасов получил. С местом, рекомендованным Сандде для засады он согласился, и приказал Сандде выступить из Инис Витрин до рассвета следующего дня. Отряд следовало замаскировать и ждать.

«Мордред и Мэлгун не более чем в пяти милях от нас, — писал он. — Постараюсь сохранять эту дистанцию и завтра. Желаю процветания! — В конце стояла приписка мелкими буквами: — Сердце мое, Гвинвифар, не надо выходить с войсками. Я не хочу рисковать, вдруг мы проиграем битву. Но если все пойдет хорошо, увидимся завтра вечером. Помни, что я любил тебя».

Я прочитала Сандде всё послание, кроме приписки, и осталась сидеть, глядя на эти мелкие строчки. Мне показалось, что лампа мерцает, но когда я подняла глаза, то поняла, что это у меня руки дрожат.

— Завтра, — выдохнул Сандде. Он взял у меня письмо и уставился на него, как будто мог понять смысл, если посмотрит на него подольше. — Завтра, до рассвета! И к завтрашнему вечеру все уже решится. — Он вскочил и принялся расхаживать по комнате, поглядывая на очаг и теребя перевязь. — Так. А какими силами мы сейчас располагаем?

— У нас две тысячи сто семнадцать человек, — сказала я, даже не заглядывая в пергамент с расчетами. Все цифры я помнила наизусть. — И девяносто восемь воинов, включая тех, кого мы отправили с посланиями.

— А сколько у Мордреда и Мэлгуна?

— Около трех тысяч. Обученных воинов не больше тысячи.

— И у Императора тысяча.

— Думаю, немного меньше. Не все вернулись из Галлии.

— А как же саксы? Разве они не с ним? — Сандде повернулся и с тревогой посмотрел на меня.

Я покачал головой. Саксы не будут сражаться с британцами на британской земле.

— Значит, нас меньше, — нервно сказал Сандде; затем, видимо решив подбодрить сам себя, принялся рассуждать: — И все-таки рыцарей и у них, и у нас примерно поровну, не так ли? А императору, как я слышал, приходилось сражаться и при худшем раскладе.

— Верно. Артур сражался с саксами, когда соотношение сил было совсем не в его пользу. Но саксы обычно больше полагаются на ополчение и почти не используют конницу. Многие в отряде Мордреда раньше входили в Братство, они прекрасно подготовлены, а, глядя на них, подтянутся и другие. Нет, это совсем не то же самое, что война с саксами. У Мордреда есть некоторый перевес.

— Разве? — как-то растерянно спросил Сандде и закусил губу. Подошел, присел на край стола. — Я никогда не участвовал в битвах, — смущенно признался он. — Я бросил вызов Мордреду, не думая. Просто… Мордред казнил моего друга якобы за измену. Артуром я всегда восхищался. Никто другой не сделал столько для Британии. Теперь мои люди ждут, чтобы я сказал им, что надо делать, а я не знаю, что делать. Благороднейшая дама… — Он робко взял меня за руку. — Я знаю, что говорить так недостойно, но… вы похожи на мою мать, а она знала все на свете. Пожалуйста, извините.

Я дружески похлопала его по руке.