Книга Отравленный трон - Селин Кирнан

«Вот спасибо, — подумала Винтер. — Спасибо тебе огромное за такую великую помощь». Этот слабый сарказм ни капли ее не согрел на пути вниз по лестнице.

Она услышала шепот, как только подошла к закрытой двери, и остановилась как вкопанная. Шепот, словно присутствие живого существа, казалось, наполнил собой всю лестничную клетку. Он не только висел в воздухе — он словно старался проникнуть внутрь самой Винтер. С тихим шипением просачиваясь через кожу, он заполнял ее мозг. Он заползал под одежду и бежал по ребрам. Он дрожал у нее под кожей и крался, холодный и назойливый, вверх по позвоночнику.

В этом клокочущем ужасе бесконечно повторяемых шепотом слов всплыло воспоминание о ясном и звучном голосе Кристофера: «Ты когда-нибудь видел глаз, вырванный из глазницы?»

Винтер ахнула и попятилась. Она задрожала — трясущаяся свечка забрызгала ее руку горячим воском.

Каждое произнесенное шепотом слово звучало ясно и четко, хоть голос говорящего был хриплым и гортанным от боли и страха. Это была молитва жителей срединных земель их Деве. Винтер стояла и слушала, широко раскрыв глаза. Несколько капель воска упали ей на волосы и щеки, а она все собиралась с духом, чтобы протянуть руку и открыть дверь.

— Ave Maria, — отчаянно умолял голос, — gratia plena, Dominus tecum… — Слова набирали скорость, будто боялись, что их остановят. — …benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Jesu. — Да, живой человек конечно же не мог говорить так быстро и ясно. Винтер почувствовала, как закружилась ее голова. — Sancta Maria, — прошептал голос, чья жалкая мольба достигла новых высот отчаяния. — Mater Dei ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen. (Дева Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных, сейчас и в час смерти нашей. Аминь.)

После слова «аминь» не было паузы — привидение не сделало вдоха. Голос сразу вернулся к началу молитвы, снова повторяя: «Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum…» Он зазвучал выше и быстрее, отчаяние было почти осязаемо. «…benedicta tu in mulieribus… — воскликнул он, как будто эти слова могли его спасти, — et benedictus fructus ventris tui, Jesu».

Голос Кристофера снова прорвался, спокойно сообщая об ужасных последних часах этого бедного духа: «Потом они взяли раскаленную кочергу… знаешь, как воняет плоть под горячим металлом?»

Винтер зажала ухо свободной рукой и отступила еще на шаг, качая головой. Она не может войти! С этим она просто не справится. Сердце у нее бешено колотилось — она чувствовала, что вот-вот упадет в обморок. Она не может взглянуть на призрака, в ужасе произносящего эту молитву. Не может. У нее не хватит смелости…

— Девочка…

Винтер вскрикнула и обернулась, дугой разбрызгивая воск. Свеча зашипела и чуть не погасла, но, к счастью, снова разгорелась, когда Винтер шагнула к стене. В глазах у нее потемнело от страха и удивления — она почувствовала, что едва стоит на ногах. Испугавшись надвигающегося обморока, она вскрикнула, чтобы выпустить ужас из груди и избавиться от страха, туманящего глаза.

На ступенях рядом с ней стоял Рори, со встревоженным полупрозрачным лицом. Винтер протянула свечу вперед, загораживаясь от него. Лишь через несколько секунд она овладела собой достаточно, чтобы опустить трясущуюся руку и выпрямиться, опираясь на стену.

— Девочка, — повторил он голосом, звучащим вовсе не так ясно, как голос несчастной души, запертой за дверью. — Поторопись… Другие… — Он оглянулся медленно, с трудом. Рори едва стоял, он расплывался, опустив голову. Винтер подумала, что, не будь он духом, он тоже прислонился бы к стене.

Она протянула к нему руку, растроганная его ужасным состоянием. Слова «Нам это не под силу» уже готовы были сорваться с ее губ. Но Рори устало повернулся, не глядя на нее, и махнул рукой, указывая на дверь. Винтер услышала, как в замке сдвигаются тяжелые механизмы, — и дверь беззвучно распахнулась. Рори скользнул в темноту, и Винтер сразу же, почти против воли, пошла за ним.

Призрак остановился рядом с дверью, глядя на стул с болезненным состраданием на лице. Лихорадочные молитвы сменила жалобная повторяющаяся мантра: «…nunc et in hora mortis nostrae… nunc et in hora mortis nostrae…» Вздохи и шепоты доносились из темницы. Винтер дрожала каждым дюймом своего тела и не могла заставить себя отвести взгляд от Рори.

— Теперь мне пора, — проговорил он, ласково глядя на нее. — Будь с ним добрее. Он слишком много страдал и не может оставить страдание позади. — Вдруг Рори ахнул и быстро оглянулся. — Мне пора, — воскликнул он и поспешно повернулся, схватившись рукой за пояс. Он бросился к дальней стене комнаты. — Не забывай, малышка Мурхок… беги со всех ног… как только я скажу… беги… — И Рори исчез: прошел сквозь дальнюю стену пыточной камеры.

Винтер глядела на слабое фосфоресцирующее сияние, которое оставил после себя Рори. Она смотрела, пока свет не померк, а затем неохотно повернулась к шепчущему страдальцу.

Сначала он показался всего лишь расплывчатой, как облако, фигурой. Слабо светящаяся фигура человека, вцепившегося в черные ручки стула. Но когда Винтер присмотрелась, он сделался четче, так что ей пришлось отвернуться, а то бы ее стошнило.

— Мария? — прошептал он. — Мария? — Винтер показалось, что он еще молится. Потом она поняла, что он вертит головой, будто ища ее взглядом. — Мария? — снова прошептал он, и Винтер увидела черные дыры у него во рту, там, где инквизиторы вырвали зубы. Наверное, он услышал ее медленные шаги по каменному полу, потому что обратил на нее глазницы и следил за каждым движением, когда она шла к нему через комнату. — Мария… они меня пытали…

Рука Винтер дрожала так сильно, что пламя готово было погаснуть, и она поставила свечу на угол стола. Огонек осветил весь страшный ряд инструментов, которые применили к бедняге, и Винтер отвернулась и стиснула руки от отвращения и отчаяния. «Рази был здесь, — подумала она. — Рази это допустил. Помоги нам Боже».

— Мария! — вдруг вскричал призрак. Винтер так и подскочила. — Мария!!! Умоляю, сокровище мое, не уходи…

Винтер не могла вынести страшного отчаяния в его голосе и шагнула к нему, подняв руку, будто могла прикоснуться к нему и утешить.

— Я здесь, — солгала она. — Все прошло… ты теперь… ты… — Она вгляделась в измученное лицо и поняла, что ничего не кончилось. Для него не кончилось. Она решила не притворяться его Марией. — Как тебя зовут? — тихо спросила она.

Он повернул к ней голову, напряженно вытягивая шею, хоть кожаные ремни уже не держали его. Его слова должны были стать неразборчивыми, ведь рот был изуродован пытками, но они послышались ясно. Это был голос образованного человека — теплый и совершенно безнадежный.

— Мария? Любимая? Неужели я такой страшный? Ты меня не узнаешь? — Голова его откинулась назад, рот раскрылся в отчаянии. — О, освободи меня, — стал он молить. — О, Матерь Божия, услышь меня. Отпусти меня. Отпусти… — Он снова стал молиться, отчаянно мотая головой из стороны в сторону, — его пустые глазницы мелькали, словно колодцы поблескивающей темноты. Вдруг он изогнулся в невидимых путах и закричал. По закрытой комнате разнесся запах огня и горящей плоти. Винтер закрыла лицо руками и разрыдалась.