Книга Симптом страха - Антон Евтушенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Показывай, — повелительно сказала Нэнси.
Глеб, обескураженный и сбитый с толку грозным настроением Окуневой, обрадовался. Он понимал, чтобы переварить новость, ей нужно время. Здесь, как и в любом деле, существовала своя отработанная технология или, если угодно, этика отношений. Не Глеб её придумывал и не ему было отменять: любая самодеятельность вносила в течение событий излишнюю нервозность, риск. Так что — торопиться не стоило.
Смущённо зардевшись, он потянул её за собой к ступеням. На не слишком широких лестничных пролётах царило оживление и было тесновато даже на слух. Толпа была организована стихийно в пары или маленькие группы по три-четыре человека. Одиночки если и были, то служили примером искусной мимикрии. Кто-то назвал Глеба по имени и поздоровался с ним за руку. Этот кто-то, в общем ничем не примечательный, носил обручальное кольцо и не чурался регулярно делать маникюр. Его ногти были аккуратно стриженными и маслянисто отсвечивали прозрачным лаком. Нэнси подумала, что женатый владелец ухоженных ногтей любит собственное отражение и часто любуется собой как бы случайно в зеркалах, которых, наверняка, в его жилище много. Перекидываясь с Глебом какими-то ничего не значащими фразами, он более, чем полагается по этикету, задержал на Нэнси взгляд. Этот взгляд сперва сверлил переносицу, выцеживая что-то из пронзительных глубин холодных женских глаз, а затем упал на ямочку у основания шеи, заполненную до краёв одной из нанизанных на нить жемчужин. Бусы оттеняли и придавали особую прелесть лилейной груди, обозначенной в глубоком вырезе майки с нелепыми мультяшными мышатами. Знакомец Глеба сморгнул растиражированных до ряби в глазах мышей, с беспечным видом отвёл взгляд, опасаясь быть заподозренным в потаённых желаниях. На том они расстались.
Пятиэтажная галерея, включая подземный ярус, находящийся где-то под цоколем здания (обозначенный на указателях как «этаж минус 1»), представляла собой зацикленные на квадраты экспозиционные залы. Везде правил балом белый цвет и белый свет: его здесь было много, даже с избытком. Со своей задачей неплохо справлялись системы искусственного освещения. Дополнительные направленные источники подсвечивали фотографии, развешанные всюду. На одной из них Нэнси не без удивления узнала себя.
— Ого! — вдохновилась она не столько собственным образом, сколько его размерами: фотография была оформлена в багет и паспарту размером с приличный офисный флипчарт.
— Отвечая на твой вопрос, почему мы здесь, — Глеб перехватил взгляд Нэнси и оказался очень доволен произведённым на неё эффектом. — Это закрытый журналистский предпоказ фотобиеннале. Через две недели здесь стартует седьмой международный месяц фотографии. Угадай, кто заявлен на участие в одной из трёх программ?
— Уже догадалась, — сухо сказала Нэнси, наклонив голову, точно собираясь боднуть.
— Круто? — воодушевился Глеб. — Вместе с Дайном, Киреком и братьями Люмьер будет выставляться молодой, но уже весьма амбициозный автор…
— Не забудь добавить, — дымчатым голосом присовокупила Нэнси, — скромный. И кто эти люди, фамилии которых ты назвал? Фотографы?
— Пф-фф, фотографы… Не просто фотографы, а боги своего дела. Классики американского искусства.
— Братья Люмьер, кажется, стояли у истоков кино. Нет?
— Да, Люмьеры были пионерами, но они ушли из отрасли почти что сразу и сосредоточили силы на цветной фотографии. Крутые ребята! Чего молчишь?
— Я думаю, — произнесла Нэнси. — Думаю, когда ты всё успеваешь? Друзей предавать и на биеннале выставляться. Интересно, идти по головам, не замечая хруста костей, и одновременно приобщать себя к прекрасному хорошими жанровыми снимками — это тихий ужас или всё же громкий кошмар?
— Плёнка мне дарит чувство равновесия. К работе это не имеет никакого отношения.
— Ты меня не перестаёшь изумлять! — в голосе Нэнси звучал лёд, в то время как остренькое личико пылало жаждой справедливости.
— В каком смысле? А, впрочем, — он улыбнулся улыбкой чеширского кота, благополучно завуалировав язвительные нотки, — не говори. Let it be a nice surprise!65
— Let it be or not to be…66 — ответила Нэнси.
Она сделала несколько шагов в сторону и увидела фотографию с панорамой безжизненного озера, обсиженного строительным мусором и полуразложившимися трупами водоплавающих птиц. Позади накалывали гуляющий от марева воздух телескопические зазубренные стрелы строительных кранов — там полным ходом шла стройка. На переднем плане, намечая композиционный центр, жмурила глаза от солнца Милашевич. Яркий сноп света плескал в лицо, прибавляя несуетливого уюта героине снимка. Ленка была одета в обворожительное светлое платье — безмолвный поединок умеренности и величественности, неукоснительно и непреложно подразумевающий сладость сокрытого и утаённого так, что сквозь образ чистоты и целомудрия проглядывала пикантная червоточинка порока. Точнее, её наверняка додумывал зритель, наблюдая, как девушка крепко стискивала древко плаката: «Убей себя, спаси планету!» Должно быть, Нэнси не сразу нашлась, что ответить, потому что Глеб уже тащил её к другой фотографии.
На ней был изображён дом, вернее, часть его расчёсанного трещинами песочного фасада. О жесть подоконника стучали дождевые капли. Заслонив половину заколоченного досками подвального окна, рядом стоял Бомба. Стёпа в засаленной клетчатой рубашке с подвёрнутыми выше локтя рукавами фиксировал свой легкомысленный, строптивый взгляд точно в камеру, к фотографу. На плечи был накинут скомканный пиджак с намокшими лацканами. Было видно, как Стёпа закусил губу мелкими зубами, чтобы не дать воли избыточному смеху и не превратить блаженную улыбку в натянутый оскал. Приложив горящую спичку к струе лака из аэрозольного баллона, он поливал пламенем другую фотографию, разнесённую от первой пространством галереи, к которой уже тянул, толкал Глеб. На этой фотографии чрезмерно крупным планом был непропечённый солнцем, трепещущий от напряжения живот, вытекавший из купальных трусиков. Глубоко впалый пупок водился с сатурновым колечком пирсинга. Руки, скрытые границей кадра, нетерпеливо листали книгу, похожую на атлас, страницы которой казались величиной с афишу. Нэнси знала эту книгу с детства. Любой знал её. Это была «Красная шапочка» — сказка о встрече волка и маленькой девочки, прилежно записанная исследователями народного эпоса братьями Гримм. Плёнка фиксировала момент, когда политая чем-то горючим, книга уже была объята пламенем, но ещё не подвержена его губительному действию. Эффект был потрясающий, именно благодаря, а не вопреки тому, что снимки делались — и это было очевидно — в разное время и в разных местах. Они были разнесены даже погодой: у Стёпы шёл дождь, а Ира (судя по всему, это была она) куражилась подтянутым животиком в погожий ясный день.
— Кажется мне знакома предыстория, — Нэнси припомнила ожесточённый спор в самый первый вечер её знакомства с «шабашистами».
