Книга Сварить медведя - Микаель Ниеми

– Но-о-о… а-ан-о-о-о…но-о-о…

Священник начал было громко читать молитву, пытался заглушить еретические завывания, палач занес свой наводящий ужас топор. Торстенссон повернулся к доктору, доктор косился на пастора.

Что делать? Ведь если сделать вид, что ничего не случилось, если его… если ее… Махнуть палачу – и концы в воду? Ну нет… какие концы? Все равно же просочится, и тогда уж точно беды не миновать… Надо же – вместо убийцы и насильника казнили какую-то полусумасшедшую деваху, к тому же дикарку…

Господи, что нам делать с этими лапландцами?

76

Медленно падает снег. Наши кеньги оставляют темные следы на свежевыпавшей пороше. Каждый день мы проходим столько, сколько можем. Если повезет – ночуем на сеновалах. Или спим под какой-нибудь разлапистой елью, тесно прижавшись друг к другу, – так тесно, что каждого из нас спасает тепло другого.

Я пойду с тобой, куда ты захочешь.

Так оно и вышло.

В последний вечер мы пошли в усадьбу. Прост взял нас за руки и долго молчал.

– А ребенок? Что Юсси скажет насчет ребенка?

– О ребенке мы позаботимся.

– Это же не твой ребенок.

– Теперь мой.

Прост повернулся к Марии. Живот уже заметно выпирал под грубым рабочим платьем – она просто не успела сшить что-то получше.

– Ты же хотела выйти замуж за Михельссона?

– Демоны. Нечистая сила, – пролепетала она, не поднимая глаз. – Мне никого не надо, кроме Юсси.

Прост облизал губы.

– Хочу напомнить: Юсси Сиеппинен по-прежнему сидит в камере для смертников в Умео. Твой муж должен зваться по-иному. – Он посмотрел на меня вопросительно.

– Запишите «Йосиф», учитель.

– Йосиф Сиеппинен?

– Нет… просто Йосиф. Этого достаточно. По-моему, лучше не придумаешь. Йосиф и Мария.

Прост пожал плечами, наклонился над книгой и аккуратно, как мог, вписал в соответствующую графу:

Йосиф и Мария.

– Итак, вы объявляете себя мужем и женой…

– Да, – тихо сказала Мария. – Объявляем мужем и женой.

Он еще раз обмакнул перо и записал:

Сим подтверждается: Йосиф и Мария обвенчаны и вступили в законное супружество.

Наши имена стояли совсем рядом, между ними остался крошечный промежуток, в котором уместился счастливый соединительный союз «и».

– И куда же вы собрались?

– На север. К океану.

Он еще раз обмакнул перо в старую чернильницу.

«Семья переехала в Норвегию», – написал прост, вздохнул и отложил перо.

Взял меня за руку и внимательно осмотрел рукав.

– Постирал?

Я признался – да. Постирал.

– А почему только левый рукав?

Я промолчал.

Прост наклонился и приложил нос.

– Медведь, – сказал он тихо. – Пахнет медведем-людоедом.

Я осторожно отвел его руку. Прост взял со стола Библию и протянул мне. Ту самую, что он приносил мне в тюрьму. Я перевернул несколько страниц и сразу понял – он прочитал мою тайнопись. До чего же он умен и проницателен, мой учитель. Мой учитель… мой отец.

– Продолжай писать, Юсси, – почти просительно сказал прост.

– Спасибо, – прошептал я. – Обязательно. Спасибо, дорогой мой… любимый учитель.

Он осторожно обнял меня. Наверное, хотел сказать что-то еще, но я вдруг почувствовал, как дрожит его подбородок на моем плече, и понял: он плачет.

Отпустил, отвернулся и вытер руки о штаны.

– Но мы же еще увидимся, – полувопросительно сказал я.

Он посмотрел на меня долгим печальным взглядом. Серые щеки мокры от слез.

– В этом мире – вряд ли, Юсси… Йосиф.

– Все равно спасибо. Спасибо, что записали меня в книгу. Без этого меня бы не было… отец.

И это было последним словом, которое услышал от меня учитель. Прост. Человек, ставший моим истинным отцом. И я вдруг осознал: никогда. Мы не увидимся никогда.

Мы вышли в ночь, и я закрыл за собой дверь. Мария молча прижалась ко мне. Мы постояли немного, вдыхая холодный воздух. Мария, которую все в селе называли шлюхой, и я – насильник и убийца.

Живот ее распирал юбку. Я осторожно обнял ее и услышал звон денег.

– Это деньги Нильса Густафа. Теперь они мои.

Я нерешительно отнял руку от губ – все равно нельзя всю жизнь скрывать свою уродливую физиономию. И она прижалась еще теснее. Моя возлюбленная жена. Мария, с которой я пройду все оставшиеся мне годы. Ее мягкие губы, кончики наших языков, встретившихся в поцелуе… Любовь моя так сильна, что ее хватит, чтобы осветить долгую полярную ночь.

Мы знаем: нас начнут искать, и не скоро закончат. Поэтому уходим все дальше и дальше на север. Холод, ветер, густеющая с каждым днем тьма. Как звери, бесшумно исчезнем мы в зимнем безмолвии, и снег услужливо скроет наши следы.

Эпилог

За время жизни проста Ларса Леви Лестадиуса было написано несколько его портретов. Полотно маслом Франсуа-Огюста Биара изображает пастора, проповедующего саамам посреди более чем экзотического арктического пейзажа. Пастор одет в искусно написанную волчью шубу, а на голове его черный цилиндр, особенно эффектный на фоне громоздящихся торосов. Картина выставлялась на Парижском салоне в 1841 году. Еще более известен рисунок углем Шарля Жиро. Даже не рисунок, а рисунки – существует несколько вариантов. На одном из них прост изображен с орденом Почетного легиона – благодарность Франции за исключительно плодотворное участие в знаменитой экспедиции. Но портрет, о котором идет речь в нашем повествовании, пока не найден.

Ни о каких фотографиях с изображением проста долгое время ничего не было известно. Но летом 2016 года делали капитальный ремонт пасторской усадьбы в Пайале и нашли спрятанную между потолочными балками стеклянную пластинку, удивительно хорошо сохранившуюся за полтора с лишним века. С пластинки на нас испытующе смотрит мужчина в темной одежде, сидящий на стуле с высокой спинкой; позади давно снесенная церковь в Кенгисе.

Жизнеописание под названием Mueallin опубликовано в Северной Норвегии около 1890 года – это один из первых памятников саамской культуры, написанный ее носителем на саамском языке. Эта книга и вдохновила автора взяться за роман, тем более что автор примечательной рукописи в издании не назван.

Церковные книги, где прост записывал все рождения, свадьбы и смерти в уезде, долго хранились в Пайале, но во время Зимней войны в феврале 1940 года небольшой поселок неожиданно пострадал от военных действий. Навигаторы советских бомбардировщиков приняли Пайалу за финский городок Рованиеми, и было сброшено сорок восемь фугасных бомб, не считая зажигательных. Одна из этих бомб упала на кладбище, всего в нескольких метрах от могилы проста Лестадиуса и его жены Бриты Кайсы, от могил остались воронки на церковном холме. Пострадали многие здания. Каким-то чудом никто не погиб, единственной жертвой стала лошадь. Церковные книги уцелели, но возникло беспокойство за их дальнейшую сохранность. Поэтому архив перевели на север, в село Муодосломпуло, а всего через год там сгорела пасторская усадьба. И церковные книги, где Лестадиус делал собственноручные записи, погибли в огне.