Книга Мертвецы не катаются на лыжах. Призрак убийства - Патриция Мойес

Вайолет Мансайпл встретила их в холле в состоянии некоторого возбуждения.

– А, наконец-то вы! Я тебя всюду искала, Джордж. Мистер Тиббет, вас спрашивает какой-то сержант. Он ожидает в утренней гостиной. Наверное, вам нужно с ним поговорить? Чай, боюсь, уже остыл, я его приготовила довольно давно, но не хотела вас беспокоить. А щенок болеет. Боюсь, Рамона опять накормила собачку, хотя я ее просила этого не делать. Джулиана нигде не видно, и Мод начинает беспокоиться. О господи, опять телефон…

Она убежала прочь, а майор сказал:

– Женщины. Боюсь, они всегда склонны устраивать суматоху.

– Все это означает дополнительную работу для вашей жены, – заметил Генри.

– Работу? – Джордж Мансайпл произнес это слово так, будто впервые его услышал. – Что вы хотите этим сказать?

– Ну… готовка, мытье посуды, стирка, лишние люди в доме…

– А, по хозяйству! Да, наверное, у Вайолет появятся некоторые дополнительные дела.

– Она здесь со всем управляется совершенно одна?

– Да, теперь я понял ваш вопрос. Обычно приходит два раза в неделю старая миссис Радж, но ее сейчас нет в Кингсмарше, она у больной дочери. Бог знает, когда мы увидим ее снова.

– А сколько слуг здесь было в прежние дни?

– В прежние дни? – Лицо майора осветилось довольной улыбкой, как всегда при воспоминании о золотом прошлом. – Сейчас припомню: кухарка, конечно, Джемисон, дворецкий, в доме – горничная и официантка. Для работы вне дома Директор держал двух садовников и мальчишку. И все были очень довольны.

– Получается, ваша жена выполняет работу четырех человек?

Джордж Мансайпл был удивлен и в немалой степени оскорблен.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответил он. – Это всего лишь домашнее хозяйство. Вайолет не прислуживает за столом, не разносит горячую воду по спальням по утрам, как полагается официантке или горничной. Работа? Вайолет никогда в жизни не работала. Она – моя жена, и смею вас заверить, сэр, что ей ни при каких обстоятельствах не приходилось зарабатывать своим трудом – это то, что я понимаю под словом «работа». Боже мой, так каждый решит, что ее эксплуатируют – как фабричную работницу викторианских времен.

Майор замолчал, тяжело дыша, будто прогоняя подобные подозрения. Потом показал на одну из дверей и сказал:

– Ваш человек ждет там.

Сержант извинялся, что побеспокоил инспектора, но он полагал, что последнему следует знать: Фрэнк Мейсон, сын покойного, приехал в Крегуэлл и требует немедленной встречи с Генри. Он, честно говоря, несколько криклив и невоспитан, выдвигает некоторые дикие обвинения… а еще (сержант с облегчением сменил тему) есть определенная техническая информация.

В частности, пуля, убившая Мейсона, абсолютно точно была выпущена из пистолета, найденного позже в кустах. После тщательного изучения на «мерседесе» ничьих отпечатков пальцев, кроме хозяйских, обнаружено не было: они отчетливо определялись на выключателе, блокирующем подачу топлива. И, наконец, сержант осведомился, не нужна ли инспектору стенографистка. Он подумал, что, проводя допросы в Крегуэлл-Грейндж…

Генри улыбнулся:

– Думаю, на сегодня я сделал здесь уже достаточно. Сейчас кое-что запишу для памяти, а потом пойду в Крегуэлл-Лодж и поговорю с молодым мистером Мейсоном.

– Я прослежу, чтобы он вас дождался, – ответил сержант. И добавил: – У вас тут… все нормально, сэр?

– В каком смысле?

– Ну… – Молодой человек смутился. – Тут есть некоторые забавные типы. Не совсем в своем уме, на мой взгляд.

– Правда? – спросил Тиббет невинным голосом.

– Когда я ждал вас здесь, заходил высокий тощий старый джентльмен, одетый очень неряшливо, но в накрахмаленном воротничке. «Вы полисмен?» – спрашивает. – «Да, сэр», – говорю я. «Тогда вы должны это уразуметь», – обращается он ко мне. И начинает что-то нести про ленивых полисменов и говорить, что кому-то нужна помощь. Я подумал, он жалуется…

– Зоологический лентяй, полисмен, – сказал Генри с непонятной радостью. – Вам нужна помощь.

Сержант, казалось, серьезно встревожился.

– Именно это он и сказал. А я ему ответил…

– Три буквы, – перебил инспектор. – Начинается с трехпалого ленивца, эй-ай…

Молодой человек уже стоял на ногах и медленно направлялся к двери.

– Ну, да… я к тому времени уже уходил, сэр…

– Ди – пенни, медная монетка, коппер. Коп – полисмен.

В этот момент за спиной у сержанта открылась дверь, и послышался глубокий красивый голос Рамоны Мансайпл:

– А, мистер Тиббет! Я принесла вам морозник и льнянку, а вы мне шесть пенсов должны. Вы знаете, что Джордж опять залез на свое дерево?

Сержант с тихим стоном исчез. Генри принял школьный гербарий с подобающей благодарностью. На первой странице Рамона изящным курсивом написала: «Генри Тиббет, гербарий полевых цветов», а ниже: «Цветок за цветком весна наступает».

– Очень любезно с вашей стороны, леди Мансайпл.

– Никакой любезности. С вас шесть пенсов за книжку.

Генри достал шестипенсовик, и Рамона сунула его в карман своего плаща.

– Я слышала, вы хотите поговорить с Вайолет, – сказала она.

– Только завтра.

– Ради всего святого, не пускайте ее к скальным растениям. Это был ваш человек?

– Тот, которого вы здесь застали? Да.

– Странный какой-то. Выскочил как ошпаренный. Вам надо его научить хорошим манерам.

– Я постараюсь, леди Мансайпл.

Рамона проводила инспектора до дверей, и он уже прощался с ней на крыльце, но тут на дорожке показался быстро шагающий молодой человек. Когда последний проходил под платаном, раздался рев:

– Джулиан!

Молодой человек резко остановился и в некотором изумлении огляделся.

– На дереве, Джулиан! – крикнула ему Рамона. – Это Джордж!

Обращаясь к Генри, она добавила:

– Это Джулиан, жених Мод. Я рада, что он вернулся.

– Где вы были, Джулиан? – прозвучал сверху голос майора Мансайпла.

Новоприбывший после непродолжительной паузы ответил:

– Мне пришлось съездить в Лондон по делу, майор Мансайпл.

– В Лондон? Туда и обратно за один день? Никогда о подобном не слышал. Почему вы не сказали Мод?

– Я… у меня была причина, сэр. И вообще-то я отсутствовал всего несколько часов.

– Пропустили курятину на ленч, – догматическим тоном сообщил майор. Кажется, он подразумевал, что это само по себе достаточное наказание за неправильное поведение, потому что голос его смягчился: – И полисмена.

– На ленч?