Книга Мозг отправьте по адресу... - Моника Спивак

Был чрезвычайно противоречивым человеком вообще и в отношении творчества в частности. Самокритика была развита в высшей степени в отношении своей художественной деятельности. Сознавал в то же время значимость делаемой им работы.

Был способен к крайне напряженной деятельности.

Если бы не преждевременная болезнь, то, может быть, под конец заблестел бы как очень простая и понятная литературная фигура.

Не был по существу формалистом, так как в его творчестве всегда был очень большой внутренний смысл.

В образе профессора Коробкина в «Масках» предстают все особенности самого автора – Андрея Белого. Вполне его образ раскрывается через его художественные произведения.

Как человек был интереснее, чем как писатель. Потенциально в нем было заложено гораздо больше, чем он дал.

В нем часто взгляд художника предопределял развитие науки. Это сказывается в его схемах, это выражено в одном месте в суждениях его героя проф. Коробкина; в этих суждениях предваряются новые открытия в математике. Через два года в математике было открыто то, что Белый вложил в высказывания проф. Коробкина. Какой-то математик написал в одной из провинциальных газет статью (между прочим, Белый, когда писал, то при этом сам работал над этим математическим вопросом). Когда Белый узнал об этой статье, то с большой восторженностью говорил, что высказал как художник то, что впоследствии открыли ученые.

Ряд его формул и схем носит пока как бы неоправданный характер, но возможно, что наука их в дальнейшем примет. Его работы по ритму являются сейчас полемическими, хотя частности из его работы в этой области приемлются литературоведами.

В Андрее Белом были несомненно задатки, элементы гениальности.

* * *

Как передают по слухам, разрыв с Асей Тургеневой произошел по той причине, что Б.Н. сознательно воздерживался от полового общения с целью сублимации энергии в творческую деятельность.[501]

Эдуард Багрицкий

Предварительные заметки

16 февраля 1934 года умер Эдуард Багрицкий. Вскоре появились мемуары друзей, были напечатаны некоторые материалы из архива, подготовлено научное издание стихов. Критики с пристрастием разобрались, насколько его жизнь и творчество соответствуют канонам советской идеологии. Потом пришло время литературоведческих статей, монографий, диссертаций. Багрицкий занял почетное место в истории отечественной словесности, вошел в учебники и программы, его тщательно изучали, о нем много писали.

Легенда о Багрицком стала складываться еще при его жизни. После смерти легенда упрочилась: нищая, но веселая, безбытная и бесшабашная одесская юность, партизанское прошлое… Создавался образ поэта-мечтателя, задыхавшегося в гнетущем мире мещанства, рвущегося к природе и к свободе и нашедшего себя и свой голос в стихии революционных преобразований. Поэт Николай Дементьев дал Багрицкому такую характеристику: «романтики старой мечтатель и бард».[502] Его называли то Франсуа Вийоном из Одессы, то Денисом Давыдовым гражданской войны… Было и много других определений, не менее ярких и красивых. Но за частоколом поэтических сравнений и штампов переставала просвечивать личность Багрицкого, сложная, противоречивая, но единственная и неповторимая. Не случайно уже в 1935 году против легенды о Багрицком ополчился Н.И. Харджиев, известный знаток культуры 20–30-х годов, тесно общавшийся с семьей поэта еще со времени жизни в Одессе и разбиравший его архив после смерти. «Живой Эдуард был чрезвычайно мало похож на канонизированное ими чучело, – говорится в письме Харджиева Н.В. Новицкой. – Он был ленив, лжив и притом самый неверный друг в мире. Это был самый неисправимый эклектик, но его юмор и неистовая любовь к стихам заставляли ему прощать многое».[503]

В материалах, собранных Г.И. Поляковым, образ Багрицкого предстает именно в неканонизированном варианте. Он создан прежде всего на основе устных рассказов – «бесед» с родственниками, друзьями и знакомыми поэта. Их имена закодированы. Однако среди страниц текста, к счастью, оказался написанный от руки листочек, своеобразный «ключ-дешифратор», позволяющий определить круг опрошенных лиц. Чтобы не нарушать жанровое своеобразие исследования, мы не стали вносить фамилии в текст, оставив буквенные обозначения «персонажей».

Под кодом “А” фигурирует жена Багрицкого Лидия Густавовна, урожденная Суок (1896–1969). Под литерами “Д” и “Ж” скрыты две другие сестры Суок, соответственно Ольга Густавовна (1899–1978), жена Ю.К. Олеши, и Серафима Густавовна (1902–1982), бывшая также одно время женой Олеши, но в 1922 г. вышедшая замуж за В.И. Нарбута.[504] Сам поэт и политработник Владимир Иванович Нарбут (1887–1944) обозначен буквой “Е”. В 1920 году в Одессе он занимал ответственный пост главы ЮгРОСТА (Южного отделения Всеукраинского бюро Российского телеграфного агентства). Он и привлек к активной работе в ЮгРОСТА литературно-художественную молодежь. Нашел себе там занятие и Багрицкий. Состоявшийся в 1922 году перевод В.И. Нарбута в Москву, в отдел печати ЦК РКП(б), открыл дорогу в столицу его одесским подчиненным, в том числе Багрицкому.

Из писателей, начинавших вместе с Багрицким свой жизненный путь и творческую биографию в Одессе, в «деле» представлены трое. Вера Михайловна Инбер (1890–1972) обозначена литерой "З"; литерой "И" – Валентин Петрович Катаев (1897–1986); литерой "Г" – Исаак Эммануилович Бабель (1894–1941). Успели опросить и адресата знаменитого стихотворения Багрицкого «Разговор с комсомольцем Н. Дементьевым» (1927) – поэта Николая Ивановича Дементьева (1907–1935), покончившего с собой вскоре после смерти друга: буква "К".

Давали информацию также журналист Борис Борисович Скуратов (1897–1973),[505] знавший поэта еще со школьного возраста (литера "В"), и художник Михаил Арнольдович Файнзильберг, брат Ильи Ильфа. Он родился в 1896 году и умер в 1942-м в Ташкенте, в эвакуации. Вместе с Багрицким М.А. Файнзильберг служил в ЮгРОСТА, потом тоже переехал в Москву. Его показания – под литерой "Б".