Книга Наталья Кирилловна. Царица-мачеха - Таисия Наполова

— Борис Алексеевич, — обратилась она к князю Голицыну, едва захлопнулась дверца кареты, — скажи хоть ты царевне Софье всё по правде. Мирволит она мятежным стрельцам. И поныне они предерзко вольничают. У самой Кремлёвской стены поставили часовню проклятому Никите Пустосвяту. Или долго сломать ту часовню, дабы не было искушения чёрным людям?

Речь шла о Никите Пустосвяте, который возглавил движение старообрядцев в Москве и был казнён. Староверы тайно выкрали его труп и похоронили с великими почестями в Гжатске. До Кремля дошли слухи, что его могила стала местом народного поклонения. И вот у самой Кремлёвской стены часовня ему установлена.

— Добро, — откликнулась Софья, — я велю доведаться, кто поставил эту часовню.

Она велела ехать к Боровицким воротам, вдоль реки Неглинной и остановить карету возле часовни, наделавшей столько шума.

Сама часовня была едва видна среди разросшейся зелени, но тропа к ней уже была протоптана. Тут же толпились люди. При виде царской кареты многие кинулись прочь.

Судя по всему, часовня была сооружена на днях. Доски не успели покрасить, от них шёл смоляной дух. Но под крышей уже были выведены золотом слова: «Вечная память поборателю православной веры — Никите Константиновичу Добрынину». Это было истинное имя Никиты Пустосвята, прозванного этим уничижительным именем по воле кремлёвских властей.

Первой вошла в часовню Софья и сразу же была остановлена видом знаковой иконы «Усекновение главы Иоанна Предтечи». Точно такую же правительница видела в заветном хранилище своего отца. Как она сюда попала? Но, ещё не зная этого, Софья поняла, что в перенесении иконы в эту часовню был особый смысл.

На иконе была запечатлёна самая трагическая минута в известной библейской легенде: палач занёс меч над головой Иоанна Предтечи. Софья хорош помнила эту легенду и тотчас догадалась, почему староверы принесли сюда именно эту икону. И, как подтверждение этой догадки, внезапно раздался, точно гром, гулкий мужской голос:

— Помолись, правительница, перед сей иконой и принеси покаяние Господу за содеянное тобой злодейство. Ибо ты, новая Иродиада, повелела отсечь голову святому человеку, побудившему себя на подвиг во имя православной веры, — Никите Константиновичу Добрынину.

Софья знала, что это было природное имя казнённого старовера.

Голос словно упал с неба. Вокруг никого не было. Бледная от гнева и потрясения, Софья вернулась в карету. Говорить об этом она не станет и даже пресечёт все разговоры, ежели они будут. Но лиходея, посмевшего сравнить её с Иродиадой, она велит сыскать и вздёрнуть на дыбу.

В карете стояла тревожная тишина. Но Петруша не умел долго молчать. Он тотчас взорвался:

— Это всё монахи чернорясные! Дозволь мне, сестрица-государыня, я эту часовню велю с землёй сровнять! А тело проклятого Никитки Пустосвята я велю псам кинуть. Гей-гей! Узнают чернорясные, царь я или не царь!

Это был всплеск детского гнева, вызванный недавними разговорами, что Пётр-де ещё малолеток, а не царь. Но Софья даже не взглянула в сторону Петруши и приказала ехать.

Но разговоры уже нельзя было остановить. Чувствуя себя задетым тем, что Петруша вечно выскакивает вперёд, царь Иван, всю дрогу молчавший, с достоинством поправил младшего брата:

— Ты царь, но царь второй, а первый царь я!

Петруша даже с места привскочил. Вытянув длинную шею, сверкая глазами, он хотел что-то сказать, но от волнения словно бы подавился комом. Царица Наталья наставительно произнесла:

— Ты, Иванушка, государь старший, а не первый. Тебя помазали на царство вместе с Петрушей. О первенстве речи не было. Права на царство у вас одинаковые, и помазаны-то вы на царство в одночасье.

Софья резко обернулась к ней:

— Петруша ещё ребёнок, и к добру ли ныне затевать свару. Стрельцы да староверы будут радоваться нашим неладам. Назло нам и часовню сию поставили.

— Ты правительница, ты и подумай, как унять их, — откликнулась Наталья.

— Чего тут думать! — вскипел царь-отрок. — Сказано: с землёй её сровнять, а тело проклятого Никитки псам выкинуть!

Софья молчала.

— Что ж не скажешь своего слова, Софьюшка? — обратилась к ней Наталья.

— Перво-наперво надобно поговорить с патриархом Иоакимом...

— Или патриарх пойдёт против нашей воли? — возразила Наталья.

— Я скажу ему. Он меня слушается, — снова выскочил Петруша.

— Великий соблазн для староверов сия часовня, — строго произнесла царица.

Но Софья явно не была склонна к разговорам. Остаток пути ехали молча. А Софья всё видела перед собой икону на часовне. Зная толк в иконописи, она понимала, что это была икона древнего письма, и такую икону грех порушить. Как бы не причинить ей вреда, когда станут сносить часовню...

Ехать вместе с Софьей смотреть Земляной вал Наталья вызвалась сама. Разговоры об этом велись давно, и затевал их князь Борис.

В последнее время Петруша начал интересоваться старинными укреплениями, и Наталья поддерживала в нём этот интерес. Кто бы мог подумать, что детские пристрастия Петра отвечали её тайным думам! С самого его рождения в её душе укрепилась вера, что государем будет он — мимо всех Милославских. Понемногу укореняясь, эта вера искала опоры. И хотя со смертью Матвеева эта опора заметно ослабела, Наталья была не из тех, кто сдаётся. Она лишь ещё больше ожесточилась. Поэтому ей с трудом удавалось скрывать, сколь ненавистным было для неё правление Софьи. Не чуждая коварству, она понемногу стала внушать царю Ивану через Петрушу, что Софья сама хочет завладеть царством. Но то ли Иван был тугодумом, то ли внушения самой Софьи были сильнее, склонить Ивана на свою сторону, даже с помощью Петруши, Наталье не удавалось.

Многие видели и понимали замыслы Натальи сделать государем своего сына, но никто не догадывался о её тайных думах. Власти она хотела не для сына, а для себя. Она делала всё, чтобы приблизить то время, когда станет править державой именем сына. Власть и своя воля во всём — вот к чему стремилась её душа.

Наталья и теперь втайне чувствовала себя необъявленной владычицей Москвы, поэтому ничего не упускала из вида, всё примечала, строила планы. И никто не знал о той тайной работе, что совершалась в её уме.

О Земляном вале ей говорил ещё царь Алексей и часто жалел, что нездоровье и смута в державе мешают ему заняться укреплениями вокруг стольного града: не ровен час, нагрянут крымцы либо поляки. И однажды он прокатил её в карете окраинами Москвы, остановился возле Земляного вала, вышел из кареты и поклонился старинным укреплениям, что спасали державу от набегов её врагов. Она хорошо запомнила его рассказ, ибо имела обыкновение запоминать крепко и надолго то, что считала важным.

Некогда на этом месте был Торговый посад, обнесённый в правление Елены Глинской, по замыслу Василия Третьего, земляными стенами, Связанными между собой плетеницами из хвороста. Но вскоре этот земляной город был обнесён каменной стеной. В царствование Бориса Годунова эти постройки были окружены деревянным городом. Позже он сгорел, и уже в царствование отца Алексея — Михаила Фёдоровича, вместо деревянного города насыпали земляной вал со рвом, а наверху поставили ещё и острог — тын. Эта мера была вызвана татарскими и польскими нашествиями. С того времени, с 1640 года, это место стало именоваться Земляным валом.