Книга Вокруг трона Екатерины Великой - Зинаида Чиркова

Лишь одни польские дела и находились ещё в ведении Безбородко. Он послал виленскому губернатору князю Репнину наставительное письмо, в котором объяснял причины третьего раздела Польши. Особенно настаивал Безбородко на том, что молодое поколение Полыни охвачено той же заразой, что и революционная Франция, а поскольку язык и обычаи у Польши с Россией почти едины, то зараза может распространиться и в Российском государстве, а вольность крестьян Польши примут за пример и русские крестьяне, что может вызвать бунт и смуту в среде крепостного крестьянства. И потому «сочтено у нас, что, поставив сию землю однажды вверх дном, ниспровергнув её правление и отняв почти всю оружием, заставим и других поневоле с нами соображаться...»

Но и в польских делах Зубов уже потеснил хохла. Безбородко пришлось покориться. Когда он работал с Екатериной, Зубов сидел рядом с императрицей и вставлял комментарии, не столько деловые, сколько дерзкие и направленные прямо на подрыв престижа Безбородко. Хохол собирал бумаги молча и отчуждённо, складывал их в свою знаменитую папку для докладов и почтительно откланивался. Екатерина понимала ситуацию, извинялась перед Безбородко, и мир бывал восстановлен. Но ненадолго. Снова приходилось Безбородко выслушивать дерзкие и сумбурные реплики Зубова, снова он стремился уйти, и вмешательство Екатерины уже ни к чему не приводило. Да, ему пришлось покориться. Он пошёл к фавориту, засел с ним за бумаги, учил его, работал с ним так, как прежде работал с Екатериной, но и это ни к чему не привело. Зубов был зол на Безбородко из-за Милорадовича, и эту ненависть ничем нельзя было успокоить.

Александр Андреевич уже подумывал об отставке, хотел было снова ехать в Москву, но желанный раздел Польши, где и ему выдалась бы богатая часть землями и крестьянами, заставлял его всё терпеть, сдерживаться и кланяться, низко кланяться молоденькому офицерику, дерзкому и наглому.

Но и тут, после раздела Польши, Безбородко ждало сильное разочарование. Самые жирные куски достались не ему, столько сил положившему для осуществления этого проекта, а Зубову, Моркову и их клевретам. Своему фавориту желала императрица приписать все заслуги по этому предприятию. И Безбородко выходил из себя от злобы: ведь это он посоветовал привлечь старика Румянцева к руководству всем делом, это он вытащил Суворова из его глухой деревни, чтобы взять Варшаву, утопить её в крови и навсегда раздавить Польшу.

Однако и то, что получил Безбородко за участие в польских делах, казалось придворным сплетникам слишком большой долей. Снова пожаловала ему Екатерина пятьдесят тысяч рублей единовременно да ещё десять тысяч рублей годовой пенсии пожизненно. Так и сказано было в этом указе:

«В изъявление отличного моего благоволения к усердной его службе и ревностным трудам в исправлении разных дел и должностей, по особой доверенности на него возлагаемых, способствующих пользе государства и приращению доходов...»

Тем не менее дел у Безбородко становилось всё меньше и меньше. Дошло до того, что он составил для Екатерины записку по персидским делам, проектом которых был занят фаворит. Это показывало ту степень приниженности, в которую теперь облекли Безбородко.

«Час от часу труднее становится делать дела, — писал он в это время, в начале 1795 года, — и моё положение было бы весьма неприятно, если бы я не принял систему удаляться от всего, кроме того, чем меня уже насильно обременить хотят... Все дела, наипаче внутренние, захвачены сим новым и всемочным господином (Зубовым). Кроме иностранных дел не видал я уже с полгода ни одной реляции ни графа Румянцева, ни Суворова, ни князя Репнина, хотя воля государыни и теперь есть, чтобы я был в связи (дел), и хотя она, меня трактуя изрядно, часто оказывает желание, чтобы я и по другим делам трудился. Как-то при распоряжениях губернии Минской она мне точно поручила виды их начертить по разности того края и по сравнению с малороссийскими губерниями».

Но оказалось, что все ведомости и бумаги по таким делам находятся у Зубова, и фаворит не собирался отдавать их Безбородко. Пришлось сказать об этом Екатерине. Она только посмеялась, рассыпалась комплиментами по адресу Зубова и утешила своего старого секретаря, заверив его, что всё будет сделано к удовольствию всех заинтересованных лиц. Никому не позволяла императрица чернить действия своего фаворита...

Рвался Безбородко в отставку, стремился в Москву, но теперь его задерживали лишь пожалованные Екатериной души в Польше — он хотел, чтобы деревни были не дрянные, а полезные, чтобы имения были богатые. Упустить свою выгоду он не желал, даже и за счёт уязвлённого самолюбия. Он не упустил своё — в августе 1795 года он получил четыре тысячи девятьсот восемьдесят одну душу в Брацлавской губернии.

Вот теперь Безбородко уже мог бы жить человеком, свободным от всяких обязанностей. Но давний червяк честолюбия заставлял его всё больше и больше склоняться перед Зубовым, ездить с докладами к императрице, хотя у него часто и не было повода являться перед ней, так как он не имел сообщить ничего особенного. Настолько ничего, что, отличаясь особым доброжелательством ко всему внешнему, он принуждал своих людей запрягать карету и пустую подавать её к императорскому крыльцу; пусть-де все видят, что Безбородко снова у государыни, что есть у него ещё дела с нею и он имеет ещё вес в обществе.

Екатерина иногда поручала ему дела мелочные, чтобы только не обидеть старого слугу престола. Заёмные деньги похитил кассир из банка — и Екатерина велела Безбородко исследовать это дело. Морщась и мучаясь от ничтожности существа дела, Безбородко всё-таки довёл исследование до конца, отыскал пропавшие деньги, но не получил от окончания этого следствия ни чина, ни славы.

Нередко Безбородко появлялся в кабинете Екатерины, и она, делая жест, принимала его, но ничего серьёзного не мог доложить ей старый слуга, а вынимал из кармана и читал стихи своего молодого племянника Кочубея.

Этот внешний ритуал строго соблюдала и сама Екатерина, не наложившая опалу на своего фактотума, но уже и не поручавшая ему больших дел, и Безбородко, всё ещё не снимавший с лица маску важности и причастности к большим событиям.

Правда, в конце жизни императрицы ему пришлось-таки выполнить трудную работу.

Шведский король Густав Четвёртый приехал в Петербург, чтобы договориться о бракосочетании с внучкой Екатерины Александрой Павловной. Императрица поручила заниматься брачным договором Зубову и Моркову. Легкомысленно сочтя пункт о вероисповедании несущественным, они уверили Екатерину, что шведский король со всем согласен. А этот пункт был одним из больных мест Густава — он не согласился на то, чтобы его невеста осталась в православии и сохранила льготу везти с собой в Швецию своих священников.

На бал, где Екатерина дожидалась Густава, шведский король не приехал, поскольку был недоволен пунктами договора.

Екатерина послала Безбородко к королю, чтобы уладить дело. Но и старому слуге трона не удалось уговорить шведского короля. Он вернулся, ликуя в душе, что такое важное дело, порученное Зубову и Моркову, провалилось.

Низко поклонившись, он изложил все обстоятельства Екатерине.