Книга Коготь и цепь - Анастасия Машевская

До того как Виллина открыла рот, друид понял ответ по горькой ноте в чувствах принцессы.

– Гленн, мне жаль, но я не знаю, – покачала Виллина головой. Она сидела у колыбельки дочери. – Ты обыскал окрестности замка, а мы обыскали весь Кольдерт, даже отправляли разведчиков в сторону Ангората, полагая, что, быть может, она решила вернуться в обитель Праматери.

Женщина замолчала. Да и что еще говорить? Правда, тщетное для разведчиков может оказаться успешным для жреца, потому что тайное для обычных людей – для друидов зачастую очевидно. Виллина, кажется, найдя понимающего человека, продолжила:

– Норан так полюбил ее… Как она могла покинуть Кольдерт, ничего не сказав? Если бы я знала, что ее что-то тревожит или не удовлетворяет в здешней жизни, нашла бы способ это исправить. Возможно, Линетта считала оскорбительным быть нянькой, я слышала, как некоторые староверки шептались об этом. Но я никогда не думала… Ей ведь стоило только сказать!

– Не корите себя, ваше высочество, – быстро сориентировался Гленн. Решение родилось в голове мгновенно. – Должны быть какие-то причины…

В дверь постучали: няньки привели Норана. В отсутствие любимой «нянюшки Линни» мальчик ходил смурной уже несколько дней. Виллина посмотрела на Гленна, тот понял без слов.

– Светел ваш день, ваше высочество.

– Праматерь в каждом из нас, – кивнула принцесса, переключаясь на детей.

Собрался Гленн в считаные минуты. Приторачивая к седлу провиант и мехи с водой, друид пытался объясниться с Тирантом, а Тирант («Гленн, чтоб тебя! Где ты ходишь?! Я извелся уже, прохвост!») – вразумить Гленна. Спор быстро зашел в тупик.

– Король призвал нас! – Увалень был бодр. – Пара проломленных черепов и вспоротых брюх – и забудешь о своей девке!

– Тирант! – бросил Гленн раздраженней, чем хотел.

Блондин только поводил нижней челюстью и гремел:

– Ты, похоже, забыл, что король – наш родич, – веско заявил Тирант с самой суровой рожей. – Притом близкий. Собираешься нарушить присягу и подорвать доверие?

– Ты-то что переживаешь? Тебя гнев короля не коснется – ты же будешь там с мечом в руке, как и положено.

– И тебе положено быть там же и делать то же! – гаркнул Тирант, бросив затягивать подпругу. Он надвинулся на брата, который рядом с ним выглядел сухощавым и невысоким, как опенок рядом со здоровенным белым грибом. – Если не для короля, сделай ради меня. Мы же никогда не расставались, Гленн! Я не смогу воевать, зная, что тебя нет поблизости!

– Можешь ты все, Тирант, – нетерпимо отозвался жрец. – Тебя считают самым могучим и свирепым рыцарем Иландара, а ты переживаешь из-за бойни с горсткой мятежников? – «О, так это мятежники», – заметил про себя Тирант. Друид не умолкал: – Резать глотки – твоя стихия!

– Сам знаю, – буркнул блондин.

– Или храбрость вдруг изменила тебе? – не ослаблял жрец натиска.

Тирант ничего не ответил, но в мыслях брата Гленн услышал неловкую правду, которую тот подумал едва ли не осторожно: «Вся моя храбрость – это ты. Ты вытаскивал мою задницу из тысячи передряг, когда меч был к месту и нет».

– Нет, Тирант. – Друид покачал головой, положив руку на плечо брата. – Ты храбр сам по себе. – Гленн понимал, что лжет, что Тирант в кои-то веки признался честно, явно надеясь, что маневр с откровениями поможет убедить брата. Гленн мысленно хмыкнул.

– Мы никогда не расставались, – тупо повторил блондин.

– Значит, пришло время. – Жрец убрал руку и вернулся к седлу. Тирант не двинулся с места:

– Гленн, я последний раз прошу, подумай еще…

– Я все обдумал.

– Не обдумал ты ничего! – в ярости топнул Тирант. – Если бы подумал, то понял бы, что все рыцари…

Гленн тоже не выдержал и, бросив седлать (коней пришлось менять после прошлого длительного путешествия), обернулся к брату.

– Я не рыцарь, Тирант! Я жрец, – отчеканил он. – И жреческий долг велит мне найти единственную женщину, способную воплотить для меня Богиню-Мать. Где бы она ни была. – Гленн глубоко задышал, но пытался взять себя в руки. Продолжил он куда сдержанней: – Один долг перед Праматерью я уже не выполнил: не уберег Вторую среди жриц. Дважды. Дай мне хотя бы здесь поступить как следует.

– Так и поступай как следует! Отзывайся на приказ короля! Или ты не мужчина?!

– Именно потому что я мужчина, – сквозь зубы процедил Гленн. Потом постарался заговорить мягче, бесполезно надеясь, что хоть что-то в брате дрогнет. – Я промаялся рядом с ней достаточно, чтобы сейчас по меньшей мере получить ответы на свои вопросы. Я не могу иначе.

– Зато без меня – можешь, – тяжело укорил громила.

– С тобой я провел почти всю жизнь.

– В том-то и дело, – обиженно бросил Тирант и вернулся к лошади и подпруге.

Гленн последовал примеру, заметив так, будто не обращался к брату:

– Обида пройдет. Ты всегда был отходчивым, и за это, наверное, я люблю тебя больше, чем за все остальное. Я буду молиться за тебя. Храни тебя Праматерь.

Проверив, все ли готово, Гленн подошел к Тиранту, коротко обнял его, не обращая внимания на ответную холодность, влез на коня и вскоре исчез за воротами.

Маршрут определил просто: на Священный остров. И дураку понятно – Линетта подалась из Кольдерта по указу Неллы. В Этане у нее не было ничего, и единственная открытая дорога вела к Ангорату. Разведчики короля и впрямь могли упустить многое – в конце концов, в жреческом чутье им отказано.

Даже если Линетты не окажется там, где он рассчитывает ее встретить, на Ангорате проживает и властвует его царственная госпожа-мать, и – будь милостива Всесильная Богиня – храмовница поможет сыну-друиду.

Положа руку на сердце Гленн сам до конца еще не понимал, что вело его на поиски Линетты. Но от этого он следовал наитию с еще большим рвением: когда не видишь ни одной вразумительной причины своему поступку, значит, тебя ведет Промысел.

Выезжая за стены города, Гленн проехал мимо въезжавшего в столицу всадника необычного толка. Лица не увидел (неизвестный занавесился капюшоном), но ясно ощутил ауру силы, не похожей ни на друидов Ангората, ни на христиан. Нечто подобное Гленн чувствовал, когда оказывался наедине со служителями Храма Шиады за пределами Священного острова. Но даже так ситуация разительно отличалась: рядом со служителями Матери Воздаяния Гленн чувствовал металлический привкус на языке, во рту не скрежетало песком. Потому что Мать Сумерек пахнет заклятием и тенью, а от всадника, въезжавшего в Кольдерт, взвывая во тьму, тянуло Нанданой.

Змей въехал в Кольдерт уже на закате. Никем не замеченный – если не считать всадника, внимание которого Гор почувствовал на себе, столкнувшись с ним в городских воротах, – он проник в город, оставил лошадь в конюшне придорожной таверны и даже снял комнату как обыкновенный путник. А ночью оказался в замке.