Книга Геродот - Игорь Суриков

Бывал ли Геродот в Северном Причерноморье еще где-нибудь, помимо Ольвии? Определенного ответа на этот вопрос нет. Возможно, он поднимался на некоторое расстояние вверх по течению Днепра. Об этом вроде бы свидетельствует, например, следующий пассаж его повествования: «Борисфен — самая выгодная река: по берегам ее простираются прекрасные тучные пастбища для скота; в ней водится в больших количествах наилучшая рыба; вода приятна на вкус для питья и прозрачна (по сравнению с водой других мутных рек Скифии). Посевы вдоль берегов Борисфена превосходны, а там, где земля не засеяна, расстилается высокая трава. В устье Борисфена само собой оседает несметное количество соли. В реке водятся огромные бескостные рыбы под названием „антакеи“ и есть много других диковин» (IV. 53). Этот рассказ, похоже, все-таки передает впечатления очевидца — он красочен и одновременно точен: наглядно описаны плодородные, поросшие травой степи будущей Новороссии. А высокими питьевыми качествами воды Днепр отличается и по сей день. Наконец, описанные здесь бескостные рыбы — это конечно же осетры, ныне в Днепре не встречающиеся, но в древности в нем водившиеся.

Вот другое описание из скифского логоса: «Местные жители, однако, показывали мне вот что: между реками Борисфеном и Гипанисом существует местность под названием Эксампей… В этой местности стоит медный сосуд величиной, пожалуй, в шесть раз больше сосуда для смешивания вина, который Павсаний, сын Клеомброта (победитель в Платейском сражении. — И. С), велел посвятить богам и поставить у входа в Понт. Кто не видел этого сосуда, тому я его опишу: он свободно вмещает 600 амфор (24 тонны! — И. С), а толщина этого скифского сосуда шесть пальцев. По словам местных жителей, сделан он из наконечников стрел» (IV. 81). Эти слова тоже звучат как свидетельство очевидца.

Однако, насколько можно судить, далеко вглубь Скифии «Отец истории» не забирался — во всяком случае, не бывал намного восточнее Ольвии. Бросается в глаза то обстоятельство, что если о черноморском побережье от Дуная до этой милетской колонии в труде Геродота рассказано предельно детально, то о территориях, располагавшихся за Ольвией, у галикарнасца довольно смутные и, прямо скажем, превратные представления. Реки от Дуная до Днепра перечислены в правильном порядке и с верной локализацией, а дальше начинается полуфантастика. Упомянуты еще четыре реки: Пантикап, Гипакирис, Герр и, наконец, Танаис. Из них можно идентифицировать только Танаис — это, конечно, Дон; остальные же три названия являют собой полную загадку: никаким реальным рекам Северного Причерноморья они не соответствуют.

Такая путаница у Геродота могла получиться только при условии, если сам он в описываемых местностях не бывал. Выше мы уже видели, насколько схематично и неточно изображен «Отцом истории» Таврический полуостров, то есть Крым. И, наконец, у него вообще не заходит речи о греческих городах на берегах пролива Боспор Киммерийский, отделяющего Крым от Тамани. А ведь среди этих городов были крупные, значимые: Пантикапей, Фанагория, Гермонасса, Феодосия, Нимфей… Для Геродота же они будто бы и не существуют. Не упоминает историк и о расположенном на юго-западе Крыма Херсонесе Таврическом, который, как теперь можно уверенно утверждать, уже существовал на момент его прибытия в Понт.

В Ольвии местные жители рассказывали приезжему историку и о местах более отдаленных, которыми он тоже интересовался. А кого из любознательных греков того времени не влекли к себе рассказы о загадочных и труднодоступных уголках ойкумены? Так, Геродот описывает в своем труде торговый путь, ведший из Северного Причерноморья, из Скифии, далеко на восток, к уральским или зауральским исседонам и далее к легендарным гипербореям (IV. 16—ЗЗ). В его рассказе мы встречаем обилие демонстративно фантастических, сказочных сведений. Например, на этом пути якобы попадаются места, где живут одноглазые люди, лысые люди и т. п. Да и это еще не предел: «По словам лысых, на горах обитают, хотя я этому не верю, козлоногие люди, а за этими горами — другие люди, которые спят шесть месяцев в году. Этому-то я уж точно не верю» (IV. 25). (Вот парадокс: существование козлоногих людей Геродот считает невероятным, а существование одноглазых у него вроде бы никаких сомнений не вызывает).

Вся эта фантастика чрезвычайно затрудняет вычленение реальных исторических элементов из повествования, которое в этом месте у Геродота основывается преимущественно на данных «Аримаспеи»[61] — произведения Аристея Проконнесского, полулегендарного греческого поэта и прорицателя-чудотворца архаической эпохи.

Где только современные ученые, опираясь на одни и те же строки «Истории», не помещают пресловутых гипербореев! Один отождествляет их с китайцами, другой — с жителями Северного Приуралья, бассейнов Печоры и Верхней Вычегды… Присутствует и широкий спектр иных мнений.

Приходится снова ставить вопрос, насколько корректны далекоидущие реконструкции на основе заведомо мифологизированного повествования. Тем более что сам Геродот констатирует: «О гипербореях ничего не известно ни скифам, ни другим народам этой части света, кроме исседонов. Впрочем, как я думаю, исседоны также ничего о них не знают…» (IV. 32). Зато почему-то лучше всех знают о гипербореях греки, как Гомер, упомянутый Аристей или жрецы храма Аполлона на острове Делос (IV. 33).

В геродотовском повествовании о пути к исседонам и гипербореям отчетливо прослеживается закономерность: чем дальше вглубь материка — тем меньше встречается достоверных деталей и тем больше сказочного ореола. Поскольку этот маршрут, несомненно, имел важный торговый аспект, сохранившиеся у Геродота сведения о нем, скорее всего, имеют одним из главных первоисточников купеческий фольклор. А этот последний, как нам уже известно на примере индийского логоса «Истории» с его чудовищными муравьями, особенно сильно тяготеет к устрашающей фантастике (что подтверждается на материале самых разных эпох и цивилизаций), которая использовалась не в последнюю очередь для отпугивания потенциальных конкурентов. В целом, на наш взгляд, это место из Геродота более пригодно для изучения представлений о мире греков архаической и классической эпох, чем для понимания восточноевропейских реалий.

Достаточно часто встречается мнение, что при посещении берегов Понта Эвксинского «Отец истории» побывал также в Колхиде. Эта древняя страна, как известно, соответствует нынешней Западной Грузии. Однако тут мы сталкиваемся с определенными трудностями. Если Геродот был в Колхиде, то как он там оказался? Продолжая путь по Причерноморью, прибыл из Ольвии? Но мы только что видели: к востоку от Ольвии историк не бывал. В таком случае, быть может, следует предположить, что галикарнасец совершил какое-то отдельное путешествие в Колхиду. Тогда маршрут его должен был пролегать иначе — вдоль южного, а не северного берега Черного моря. Но тогда он никак не мог миновать Синопу — самый крупный греческий полис на южном побережье Понта.

Синопа, тоже колония Милета (кстати, поддерживавшая с Северным Причерноморьем тесные отношения, поскольку именно неподалеку от нее начинался самый краткий поперечный путь через Понт — от мыса Карамбис в Малой Азии до мыса Бараний Лоб на юге Крыма), появилась, по некоторым сведениям, еще в VIII веке до н. э. Если это так, то ее «отцы-основатели» были самыми первыми эллинами, осевшими на черноморских берегах[62]. Нельзя исключать, что Геродот бывал в Синопе. Этот полис занимает определенное место в его труде — но не слишком значительное: он упоминается трижды, причем довольно бегло (I. 76; II. 34; IV. 12). Этого явно недостаточно, чтобы безоговорочно утверждать, что визит историка в город имел место. В самом информативном из этих упоминаний сказано, что от Киликии (крайнего юго-востока Малой Азии) «до Синопы, что на Эвксинском Понте, прямым путем для хорошего пешехода пять дней пути» (II. 34). Что же, перед нами опять впечатления очевидца, лично прошедшего этот путь? Но сразу же после этого говорится: «Синопа же расположена против устья Истра». Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться в грубой ошибке историка: Синопа никоим образом напротив Истра (Дуная) не лежит.