Книга Записки военного коменданта Берлина - Александр Котиков

Ленинец в военной форме Красной армии, он был одним из тех, кто видел свой интернациональный долг в помощи коммунистам и другим антифашистским силам в нашей стране и советом и делом в строительстве новой, свободной от эксплуатации и угнетения жизни.

Являясь начальником политотдела 61-й армии, он участвовал в освобождении Варшавы и затем принимал участие в битве за Берлин, которая имела решающее значение.

В первый год после победы над фашизмом генерал-майор Котиков посвятил себя работе в Саксонии-Анхальт, месте, богатом революционными традициями, где он был руководителем Советской военной администрации.

Современники, которые работали тогда с ним, вспоминают среди прочего о том, что генерал-майор Котиков, выступая осенью 1945 года на конференции органов самоуправления новой государственной власти, призвал их бороться вместе с народами СССР за мир и все сделать для того, чтобы претворить в жизнь идеи социализма.

Из этих принципов Александр Котиков исходил и после своего назначения на пост коменданта Берлина. Он начинал свою деятельность в сложное и трудное время. Берлинцы страдали от голода, холода и других лишений послевоенного времени. Несмотря на это, нужно было воодушевить людей оптимизмом для великих целей демократического обновления. Одновременно должны были быть предприняты меры против усиливающегося жестокого сопротивления реакционных сил, которые открыто выступали под флагом антикоммунизма и антисоветизма и которые громогласно заявляли, что «Берлин достоин атомной бомбы», хотя город в то время и так лежал в развалинах. В этих условиях непреходящей ценностью было то, что антифашистские силы и особенно СЕПГ нашли в лице генерал-майора Котикова сильного и надежного соратника.

Он нес ответственность за то, чтобы все приказы советской военной администрации в интересах трудящихся Берлина своевременно выполнялись. Это касалось прежде всего целого ряда социальных мер, как то:

— участие в управлении предприятиями,

— новые тарифные договоры,

— повышение заработной платы и т. д.

Так, например, выполнение основного закона об одинаковой зарплате за равный труд в отношении женщин и юношества, улучшение жилищных условий соразмерно тогдашним возможностям, расширение сети медицинского обслуживания на предприятиях, а также меры по социальному обеспечению.

Эта «котиковская» программа деятельности отражала суть исторического приказа советской военной администрации за № 234. И в эту программу входило распоряжение, вызывавшее особое одобрение, о ежедневной раздаче горячей пищи на берлинских предприятиях, что в народе было названо «коти-ковской едой».

Немалое внимание Котиков уделал детям и молодежи, которым предстояло строить будущее.

Особо коммуниста Котикова, его скромность и принципиальность, характеризуют его же слова, сказанные им в ответ на благодарность за его деятельность от имени делегации рабочих Берлина, когда им было сказано: «Мы действуем именно так потому, что мы исходим в своей деятельности с классовой точки зрения, которая нас учит поддерживать наших братьев по классу. Имена отдельных людей здесь не играют решающей роли».

Такой была его скромность, такими были его классовое самосознание и его личность, и это распахнуло для него сердца берлинцев.

Осенью 1949 года, после образования ГДР, он передал магистрату Берлина всю полноту власти.

Когда он на следующий год покидал Берлин, магистрат города выразил ему слова благодарности от имени населения. Бывший бургомистр Фридрих Эберт так говорил тогда: «Имя Котикова останется неразрывно связанным с историей города Берлина, так как он заложил в сердца трудящихся Берлина семя долгосрочной дружбы между советским и немецким народами».

Товарищ Александр Котиков остался и на последующие десятилетия берлинцем. Часто и охотно он посещал наш город, с вниманием следил за нашими успехами и достижениями.

С его кончиной в июле 1981 года берлинцы потеряли верного и надежного друга.

В его честь с сегодняшнего дня эта площадь в рабочем районе Берлина Фридрихсхайн будет носить имя Александра Котикова.

Я прошу пионеров-тельмановцев и членов ССНМ открыть памятную доску.

Письмо Вальтранд Геддель

Берлин, 8 марта 1958 г.

Дорогой товарищ, генерал-майор Котиков!

Сегодня, в 13-ю годовщину нашего освобождения, прочла я в «Нойес Дойчланд» Ваши воспоминания о первых послевоенных годах. Ваши слова о борьбе за молодежь, которую вы тогда вели, побудили меня отдать всю мою жизнь служению этой цели.

Я родилась в мелкобуржуазной семье в Берлине. Мой отец был продавцом и считался политически нейтральным. Мои родители делали все, чтобы оградить меня от каких-либо трудностей в жизни. В моем окружении — дома, в школе, в фашистской молодежной организации — были созданы все условия без помех отравлять нас, детей, фашистским ядом. Многие, если не сказать большинство нашей молодежи, жили так же, как и я. Поэтому не было никакого чуда, или неожиданности, что я весной 1945 года, четырнадцатилетняя девочка, была твердо убеждена в том, что мир для нас перестанет существовать, если мы, немцы, не победим. В самые последние дни войны с этим убеждением погибли в рядах вервольфа и фолькштурма еще сотни тысяч наших молодых жизней.

Я пережила последние дни войны, как и всю ее, в Берлине. Наша семья жила тогда в Шпандау, на западной окраине Берлина. В нашей части города бои шли, наверное, дольше всего. И затем наступила тишина. И эта тишина походила на тишину кладбища, за которой последует что-то кошмарное. Никто не выходил на улицу. Еще и сейчас наводят ужас остовы разрушенных домов, разбитых и перевернутых трамвайных вагонов, оборванных трамвайных проводов, следы наспех сооруженных укреплений на улицах. Повсюду бросались в глаза следы этой ужасной войны, не было воды, газа, света, хлеба. Абсолютное большинство взрослых людей, охваченное шоком оцепенения, пребывало в состоянии тупой безнадежности. Только мы, дети, я тогда тоже принадлежала к ним, радовались неудержимо и таинственному мгновению тишины, и прекрасному весеннему миру мая 1945 года.

Мы, более старшие из детей, начали приводить в порядок наши мысли, наши чувства, сравнивать то, о чем говорили нам взрослые, с тем, что последовало на самом деле. Это протекало очень трудно. Не так просто разобраться ребенку в страшном смятении первого послевоенного дня.

Разве нам не рассказывали наши взрослые, что мы все будем повешены, если победят русские. Но вместо этого русские, как мы тогда называли солдат советской армии, как пришли в город, сразу дали нам горячую пищу, восстановили своими силами водопровод, дали в квартиры свет. Потом они вместе с нами расчищали улицы от развалин. В школу нам надо было ходить очень далеко — полтора часа в один конец, через весь район Шпандау. И нас часто подвозили до школы или до дому шоферы Красной армии. Мы как-то охотно принимали их предложения подвезти нас, несмотря на строжайшие запреты взрослых не делать этого. Шоферы очень осторожно останавливали машины недалеко от школы, высаживали нас, мы говорили им спасибо, и все вместе смеялись. Шоферы были очень приветливы и вежливы. Тогда, как я помню, многие взрослые вели себя очень странно. А когда летом 1945 года район Шпандау вошел в английский сектор оккупации и в город вошли английские оккупационные войска, взрослые облегченно вздыхали и говорили: «Ну слава богу». Нам тогда приказывали в школе спешно шить знамена: анлийские, французские, русские, американские. В школе были такие преподаватели, которые заставляли нас вызубривать и без запинок пересказывать «жизнь великого фюрера», со всеми подробностями. В школу приходили и молодые преподаватели, но они уже не могли изменить сложившийся порядок в школе. Еще в 1947 году директор нашей школы, да и учителя тоже, продолжая рассказывать ученикам о всемирной выставке в Париже в 1936 году, с подъемом говорили, что на той выставке победоносный германский орел поднялся против обагренного кровью Советского Союза. Но уже тогда никто не расчитывал на безмолвную покорность слушателей, как это было при Гитлере. К тому времени в школе и у нас в классе были люди, кто открыто протестовал. У нас в классе была девушка, которая поднялась с открытым протестом. Конечно, мне тогда не хватало аргументов в споре, не было опыта. Теперь, спустя 13 лет, об этом легко говорить, аргументов в доказательство более чем достаточно. Тогда, в английском секторе, это было связано еще и с риском.