Книга Парижская вендетта - Стив Берри

Воскресенье, 30 декабря

14.40

Коттон переступил порог базилики Сен-Дени. С Рождества храм как место преступления перешел в ведение полиции, внутрь никого не пускали: ни посетителей, ни рабочих.

Здесь погибли три человека.

Двое из них были Малоуну до лампочки. Смерть третьего разрывала сердце.

Тридцать восемь лет назад погиб его отец. Ему тогда сравнялось десять. Эта потеря ассоциировалась у него с одиночеством. После смерти Торвальдсена в душе поселилась неутихающая боль.

Хенрика похоронили рядом с женой и сыном на фамильном кладбище при особняке. В приложенной к завещанию рукописной записке Торвальдсен подчеркнул, что не желает пышных похорон. Тем не менее о его смерти упомянули во всех мировых СМИ, и в Кристиангаде хлынули тысячи писем, карточек с соболезнованиями от сотрудников его компаний — яркое свидетельство того, как к нему относились люди. В последний путь Торвальдсена провожали Малоун, Стефани, Сэм и Джеспер. Приехала Кассиопея Витт. Прилетела Меган Моррисон (на ее лице багровел синяк). Без единого слова каждый бросил на крышку простого соснового гроба горсть земли.

Последние несколько дней Малоун в одиночестве вспоминал два минувших года, то с головой уходя в воображаемый мир, то возвращаясь в реальность. Никогда он не забудет лицо Хенрика… Вот оно, как вживую: темные глаза, густые брови, прямой нос с расширенными ноздрями, тяжелая челюсть, решительный подбородок. К черту горб! Торвальдсен всегда держался прямо, с высоко поднятой головой.

Малоун оглядел величественный неф. Изваяния, памятники, все внутреннее убранство вызывали в душе умиротворение. Храм сиял от льющегося сквозь витражи солнечного света. Малоун с восхищением рассматривал фигурки святых в темных сапфировых облачениях с бирюзовыми полосами. Торсы изваяний, вздымаясь из золотистого полумрака, меняли цвет от оливкового к розовому и наконец белому. В таком месте невольно задумаешься о Боге, красоте природы, скоротечности бытия и ушедших раньше срока.

Как Хенрик.

Малоун велел себе сосредоточиться на задании.

Нашарил в кармане листок. Развернул.

Профессор Мюра объяснил ему, что нужно следовать ключам, которые придумал и завещал сыну Наполеон. Итак, псалом номер сто тридцать четыре, стих второй. «Стоящие в доме Господнем, во дворах дома Бога нашего».

Псалом второй, стих восьмой: «…И дам народы в наследие Тебе».

Типичная для Наполеона любовь к пышности.

Псалом сто сорок первый, стих четвертый. «Смотрю на правую сторону и вижу».

С какой же точки смотреть вправо? Непонятно. Базилика в длину как футбольное поле и в половину его шириной.

Разгадка нашлась в следующей строке. Псалом пятьдесят первый, стих десятый: «А я, как зеленеющая маслина, в доме Божием».

После экспресс-курса по псалмам, который преподал ему доктор Мюра, Малоун вдруг вспомнил строки, на удивление точно описывающие минувшую неделю. Псалом сто сорок третий, стих четвертый: «Человек подобен дуновению; дни его — как уклоняющаяся тень». Дай бог, чтобы Хенрик обрел покой…

«А я, как зеленеющая маслина, в доме Божием».

Справа стоял готический монумент; увенчанный молящимися фигурами, он чем-то напоминал древний храм. На крышке гробницы лежали две скульптуры — изображения людей в последний миг жизни. Основание украшал рельеф в итальянском стиле.

Малоун бесшумно, уверенным шагом приблизился к саркофагу. Судя по дате, XV век. Справа от него в мраморной плитке было высечено одинокое оливковое дерево. По словам профессора Мюра, считалось, что здесь похоронен Гийом дю Шастель, слуга Карла VII. Король очень его любил и оказал высокую честь — велел похоронить в Сен-Дени.

Следом шел псалом шестьдесят второй, стих десятый: «А те, которые ищут погибели душе моей, сойдут в преисподнюю земли; сразят их силою меча; достанутся они в добычу лисицам».

Для решения загадки французское правительство предоставило Малоуну полную свободу действий. Даже позволило что-нибудь разрушить, если понадобится: оригиналов в храме почти не было, большую часть скульптур отремонтировали и восстановили уже в XIX–XX веках. У западной стены стояли инструменты — Малоун, прикинув, что может потребоваться для работы, попросил принести их заранее.

Когда ученый расшифровал записи, стало ясно, что клад, скорее всего, спрятан под храмом. Строки псалма подтверждали догадку.

Вооружившись кувалдой, Коттон направился к плите с оливковым деревом.

Вот он, последний стих, последние слова, отправленные Наполеоном сыну. Псалом шестнадцатый, стих второй: «От Твоего лица суд мне да изыдет; да воззрят очи Твои на правоту».

Он с размаху обрушил кувалду на пол.

Судя по звуку, под плитой находилось полое пространство. Еще три удара, и камень треснул. Еще два — и мрамор провалился в недра храма. В полу чернела прямоугольная дыра.

Снизу повеяло холодом.

Доктор Мюра рассказывал, что в 1806 году Наполеон остановил надругательство над Сен-Дени, вернул базилике статус королевского некрополя и пригласил архитекторов, чтобы те привели разоренный храм в порядок. По его приказу отреставрировали и примыкающее аббатство, а за ремонтом следил специально учрежденный монашеский орден. При таких обстоятельствах несложно использовать помещение для личных целей. Непонятно лишь, почему никто не заметил нишу под полом. Возможно, из-за хаоса, воцарившегося после свержения императора, когда все перевернулось с ног на голову и каждый дрожал за свою шкуру.

Отбросив кувалду, Малоун посветил в дыру фонариком. Вертикально вниз уходил желоб размерами три на четыре фута. На каменном дне валялись остатки деревянной лестницы. Согласно плану базилики, когда-то под ней располагалась крипта. Часть ее в восточной половине до сих пор была открыта для туристов. Возможно, в незапамятные времена крипта тянулась до западного края храма, и Наполеон случайно обнаружил кусок древнего коридора.

Так предположил Мюра.

Малоун обмотал веревку вокруг колонны, проверил, прочно ли держится, и бросил свободный конец в желоб. Следом отправилась кувалда: пригодится. Затем повесил на пояс фонарь и, упираясь ногами в стенки, начал спускаться по веревке под землю в неведомую черноту.

Очутившись на дне, он направил свет на каменные стены цвета мокрого дерева. Холодный пыльный коридор уходил в необозримую даль, куда не дотягивался луч фонаря. Туннелей, из которых глыбу за глыбой поднимали наверх известняк, под Парижем хватало. Город в буквальном смысле слова вырос из земли.

Малоун шел по извилистому коридору уже футов двести, изучая по пути стены, трещины, выпуклости и обломки. Ноздри щекотал странный запах, похожий на аромат теплых персиков (вспомнилось детство в Джорджии), от чего к горлу подкатывала тошнота. Под ногами хрустел песок. Казалось, в этой пустоте нет ничего, кроме холода, а в ватной тишине можно утонуть.