Книга Тень фараона - Сантьяго Мората

Но благодаря опыту Нахтмина нападавшим, несомненно, приходилось нелегко.

Я сделал над собой еще одно усилие, собирая в кулак ярость, необходимую, чтобы сражаться. Теперь я лучше понимал Иосифа с его удивительным спокойствием. Когда ты счастлив, то насилие кажется тебе чем-то невозможным. За несколько часов с Нефертити я стал совершенно другим человеком, и мне не хотелось сражаться.

Но, хотя в прежние дни я эгоистически планировал скрыться вместе с ней туда, где мы могли бы жить в безопасности и безвестности, это намерение совершенно забылось. Теперь это было ее селение, значит, и мое.

Я подумал о бедном Суре и попросил его придать силу моим рукам.

– Апофис! – воскликнул я. – Овладей мной!

Судя по удару, который я нанес первому вышедшему против меня солдату, мое желание сбылось и худший из демонов, имевший вид змеи, вселился в меня, но времени поразмышлять об этом не было.

Снова я оказался в гуще схватки, и мое Ка отошло в сторону, чтобы тело снова оказалось во власти зверя. И в этот момент я с грустью понял, что все это не имеет ничего общего с моей предполагаемой целью защитить женщину, которую люблю. На самом деле это было частью меня, как и каждого из людей. Мы не можем справиться с этими внутренними демонами и оказываемся на всю жизнь связанными с убийствами, шпионажем, войнами, воровством, со всякой низостью. И это проявления темной, алчной, завистливой нашей стороны…

Причина, по которой я шел сражаться, была не чем иным, как просто жаждой крови, – если однажды ощутишь, то, как ведомый инстинктом лев, должен будешь утолять ее, жажду живущего в тебе чудовища, и кровь будет пьянить тебя, требуя еще и еще.

Поэтому я не стал думать о результате или о ходе битвы. Только отчаянно сражался и, почти физически ощущая эту жажду, встречал очередного врага и убивал его.

К действительности меня вернула прежде всего усталость, а немного спустя – первые несерьезные раны и, наконец, ощущение, что все выскальзывает из моих рук. Потому что, хотя я вскоре понял, что врагов уже почти нет, во всяком случае, в этой части селения, я знал с такой же уверенностью, что, в то время как я яростно сражался с пешками в этой игре, возможно, те, за кого я сражался, уже мертвы или взяты в плен.

И вдруг меня будто ударило.

– Нефертити!

Я забыл о бое и начал везде искать ее, сожалея о собственной глупости. Ее могли уже схватить, пока я посылал стрелу за стрелой, как во времена, когда мы с Суром стреляли по мишеням, просто чтобы чем-нибудь заняться.

Я обшаривал домики. Один за другим, но безуспешно. Время от времени мне приходилось вступать в схватку, проклиная судьбу и кидаясь на врага с возродившейся яростью.

Открыв одну из дверей, без всякой надежды, я вдруг увидел ее.

Рядом с ней стоял Тут.

40

Тута охраняли два солдата, два великана, и я немедленно вспомнил Сура. Они кинулись ко мне, но из‑за ярости, охватившей меня, когда я увидел, что Нефертити задыхается, а длинная рука фараона сжимает ее горло, их попытки достать меня мечом показались мне неловкими движениями новичков. Теснота в доме была мне на руку, потому что охранники не могли атаковать меня одновременно, не сталкиваясь друг с другом.

После нескольких ударов мечом я двинул ногой одного из нападавших по коленке, и в тот момент, когда боль достигла его Ка, мой меч перерезал ему горло.

Не глядя на второго великана, но предчувствуя его следующий ход, я бросился в другую сторону, чтобы избежать мощного удара, который все же рассек мне бок, причем глубоко, до ребер.

Я не чувствовал боли. Рана не была смертельной.

Мы обменялись ударами, оценивая друг друга. Хотя на него произвело впечатление мое яростное сопротивление и то, с какой легкостью я покончил с другим великаном, он накинулся на меня, как будто его товарищ не бился в предсмертных судорогах, пытаясь вздохнуть, протолкнуть воздух сквозь клокочущую кровь.

Я снова рванулся в сторону, чтобы обмануть его, а потом бросился на пол, пока он готовился отразить удар, которого не последовало, и, еще не достигнув пола, резанул его мечом по ноге, рассекая мышцы и сухожилия. Великан рухнул со страшным криком, но выдержал еще два удара, прежде чем получил смертельный в грудь.

Я повернулся к Туту, который приставил украшенный драгоценными камнями кинжал к ее горлу.

– Не двигайся, слуга, или твоя шлюха умрет!

Я заглянул в ее глаза. Ей хотелось выглядеть храброй ради меня, но я-то видел, что она испугана. Я боялся, что она снова погрузилась в беспамятство, но, когда я сделал понятный ей жест, ее глаза ответили мне.

Я встретился взглядом с фараоном. С моим светом. Его глаза казались слепыми от гнева. И этому человеку я отдал столько любви!

– Тут, – начал я, стараясь говорить спокойно, – она ничего не значит для тебя. Ты взял себе ее дочь, которая любит тебя так, как эта женщина никогда не любила. Ты знаешь это по собственному опыту, понял, когда применил силу. – Я указал на Нефертити, состроив гримасу наигранного презрения. – Взгляни на нее! Она уже не та. Она потеряла красоту и свежесть. К тому же она забыла Атона и обратилась к недостойному богу этих безумных чужаков. – Я отбросил меч в дальний угол. – Тебе нужен я. Будучи твоей тенью, я предал тебя, украл у тебя эту женщину и сделал ее такой, какая никогда не пробудит в тебе нездорового желания. Она мне ни к чему. Убей ее, если хочешь. Она послужила моей цели заманить тебя сюда, и тебе не уйти живым.

– Замолчи!

– Я заключил договор с Темными, с Хоремхебом и Эйе, чтобы свергнуть тебя и стереть твое имя со стел и статуй навсегда.

– Вы оба умрете! – проревел он.

– Я говорил с твоим отцом! Это я заронил в его голову мысль отказать тебе в праве на трон. Я имел влияние на твоего безумного отца, и он мне поверил.

– Замолчи! – крикнул он, брызгая слюной.

Я приближался к нему, подняв руки над головой, но был напряжен, словно кобра перед броском.

– И я добился того, чего тебе никогда не достичь, даже если бы твой грязный Амон дал тебе тысячу человеческих жизней, – сказал я. – Я сделал так, что она извивалась подо мной от удовольствия и просила еще…

– Да замолчи ты, наконец!

– Ты ущербный, как и твой отец, и неспособен удовлетворить женщину! Эта лиса Анхесен только делает вид, что получает удовольствие, она прячет свое отвращение ради единственной цели – стать царицей!

Больше он не мог вынести моих оскорблений и набросился на меня как безумный.

Моя тактика сработала. Я спровоцировал его, и он отпустил Нефертити, хотя, если я не сумею отразить его атаку, ничем хорошим это не закончится.

Я предвидел такую его реакцию, но не сумел рассчитать скорость и, пока мои руки опускались, чтобы перехватить удар кинжала снизу вверх, следил за сверкающим лезвием с таким вниманием, как никогда в жизни.