Книга Крузо - Лутц Зайлер

По служебной лестнице Эд поднялся наверх. Ветер посвежел, гардина Крузо шевелилась. Он попытался запустить истертые пальцы в ее грубые ячейки, но и гардина не желала успокаиваться. Вечером последнего распределения Эд пробрался в комнату Крузо и оттуда поглядел вниз на террасу. Накидка, которую он набросил на Крузо, под дождем обернулась зеркалом, по которому нет-нет да и пробегала дрожь, вибрация, тряска, холодная, мокрая, одинокая тряска. Это причиняло Эду боль, но потом он все-таки уснул в его постели. А ведь хотел всего-навсего передохнуть, высушил волосы, смазал кремом руки…

Помедлив, он опять захлопал в ладоши. Однако старался больше не подходить близко к окну.

Никого не осталось.

Никого.

Когда он снова спустился вниз, взгляд первым делом упал на рукопись. Сборник Крузо. Его книга. Эд улыбнулся ей, через весь зал. Каким-то образом она заняла место давней команды, место их совокупного отсутствия, всей давней их жизни, хотя, если честно, была не более чем маленькой стопкой бумаги, шрифтом с кровавыми шапками, стопкой, аккуратно лежащей на углу стола. Внезапно у Эда появилось прошлое.

Ворота казармы оказались незаперты. Псарня пуста. Ни часовых, ни собак, только запах псины, запах псарни и тухлого мяса. В караульном помещении горел свет, но и там ни души. Эд нерешительно вошел на территорию. Кладбищенская тишина в гаражах. «Робур», походная кухня, армейский мотоцикл и велосипеды велопатруля. Рядом угольное ведро и мешки с углем, словно приготовленные для того, чтобы их открыла позднейшая цивилизация.

И тут он услышал.

Звуки доносились из-под земли, из морены у подножия наблюдательной вышки. Он обошел вокруг маленькой, похожей на почти правильный конус горки, нашел вход, завешенный маскировочными сетками. Две двери с множеством стальных засовов, незапертые, и третья, запертая дверь с квадратным окошком на уровне глаз.

– Стояли они далеко на причале, глядя в простор морской, и там, далеко на причале, сердца исходили тоской…

Точно домашний бар или любительский погребок, бункер был до потолка обшит деревом – узкими, невероятно гладкими, покрытыми толстым слоем лака дощечками, по длинным сторонам помещения их продолжали лавки, как в крестьянских домах, а по фасаду – стойка под особым навесом, наподобие шале. На полке за стойкой Эд разглядел зеленоватый отблеск телеэкрана; телевизор был выключен. Над стойкой надпись – «Кола-бар», выжженная на дереве витиеватым шрифтом. Рядом пивные кружки из бельевых прищепок и несколько работ, выпиленных лобзиком, арки и рождественские мотивы из Рудных гор – елки и животные, окутанные густым табачным дымом.

– Далёко возле причала…

Всего две секунды, но Эд мгновенно узнал Фосскампа, его фуражку набекрень, рядом добрый солдат, вся развед-рота в полном составе собралась в развлекательном бункере, плечом к плечу, а на полу – собаки, как бы совершенно без сил.

– Далёко возле причала ждет вечерком Аннегрет…

Двадцать человек, прикинул Эд, и сотня бутылок, Фосскамп дирижировал. Какой-то унтер-офицер повалился на крестьянскую лавку, заснул, подложив под голову локоть. Все походило на праздник победы, словно закончилась некая война.

Одна из собак залаяла.

Меж корявыми прибрежными деревьями мелькнула яркая вспышка, магический глаз. «Алоха-э, алоха-э, какое огромное море», – долетало от блиндажной морены. Кто-то открыл дверь. Лай, все ближе, когда Эд, одолев страх, взялся за железную лестницу.

На вышке круглые сутки сидят часовые, так ему говорил Лёш, но прожектор-искатель выключен, у подзорной трубы никого. При каждом шаге конструкция словно бы слегка шаталась и глухо отзывалась громовым раскатом.

Уже на полпути Эд заметил свет. Но то были не огни сторожевых кораблей, не огни патрульных катеров. Там, где обычно царила тьма, мигали все цвета радуги – красный, желтый, синий и, да-да, зеленый, зеленый, повсюду зеленый, зеленый свет…

– Покойники! – прошептал Эд, наверно, он сходил с ума.

Покойники воскресли – в мозгу только одна эта мысль, после всего случившегося.

– Смотрите, сигнал, – пробормотал Эд, вся бухта переполнена ими, воскресшими, поднявшимися со дна, вернувшимися из побега, оттуда, где они ждали, все это время, ждали этого дня – море отпустило на волю своих мертвецов.

– Эгей, – прошептал Эд, а потом запел: – Алоха-э, алоха-э!

Крузо был прав. Никто не утрачен. Никто не пропал навеки.

– Эгей, Соня, милая! Алоха, Г., малышка!

Неудивительно, что это праздник. Неудивительно, что в бункере пели.

– Неудивительно! – возликовал Эд, да, возликовал, а перед глазами почернело. Он вцепился в парапет, обхватил руками прожектор. Заплакал и наконец-то осознал: это неудивительно.

Он не помнил, что произошло потом. Неясно, как он пришел в себя, как одолел лестницу. Очутился опять на земле, у ворот. Одна из собак бросилась к нему. Он вскинул руку, и собака без единого звука канула во тьму, словно ее и не было.

Он падал, вставал, бежал дальше. Принес на кухню первый попавшийся столик, водрузил на него стул и вытащил из радиоприемника пивной стакан.

Изнутри ударил запах плесени. Достаточно было вернуть одну из серебристых ламп в прежнее положение. «Виола» очнулась – и заработала.

«Двадцать часов, Немецкое радио, вы слушаете последние известия».

Словно актер какого-то заковыристого кабаре, Эд сидел сейчас на верхотуре. На кухне «Отшельника», посредине владений кока Мике. Одинокая, комическая фигура, но, пожалуй, верная и храбрая.

Некоторое время Эд не отдавал себе отчета, все ли он понимает. Но голос «Виолы» был хорошо знаком и помог ему успокоиться.

Все границы были открыты. Открыты уже не один день.

Эпилог. Отдел исчезнувших (Отчет Эдгара)

О смерти Крузо я узнал летом 1993 года, 28 августа. А следующим утром выехал в направлении Потсдама, к Русскому кладбищу на федеральной трассе № 2, чтобы отыскать могилу его матери, артистки Советской армии. Уже некоторое время я жил неподалеку, на машине всего несколько минут, пешком полчаса через лес.

Кладбище расположено на возвышенности среди сосняка, деревья, точно колонны, стоят меж могил, все затеняют и оберегают. Тем не менее за последние годы это место изменилось – а в конце концов и 1993-й успел уйти в прошлое. Когда все это случилось с Крузо, я не мог повлиять на ход вещей. Мне важно сказать это еще раз, только это. Все обстоятельства считаются выясненными, и сколь ни тяжело мне заканчивать вот так, к моему отчету они отношения не имеют.

Никакого ориентира у меня не было, пришлось искать по всей территории. Ближе к шоссе лежали офицеры, дальше – солдаты, еще дальше – дети, а совсем далеко, у ограды, – могилы женщин. Окантовки многих могил разбиты, надгробия покосились, засыпаны сосновой хвоей. В центре кладбища – мемориальная роща, под охраной этакого голема, чугунного красноармейца высотой четыре-пять метров, в каске и с автоматом. Вся его неустрашимая фигура сосредоточена на главном входе, чтобы чугунным взглядом повергнуть на колени каждого, кто вздумает прийти сюда без почтения.