Книга Девятая квартира в антресолях - Инга Кондратьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да что Вы! Они ж с детьми пришли.
– Ну, так и не волнуйся зазря, а решай, как положено.
Все разъяснилось по-хорошему, отпели, похоронили. А раз отпели, то и поминать по чину станут. Уезжал Никанор с душой спокойной, предвидя впереди хлопоты семейного порядка и планы на жизнь уже не одинокую. Его миллионы обретали смысл вложения. Он решил использовать свои новые возможности по высшему разряду, образование девицам дать не как себе, а полной мерой, а ближе к их совершеннолетию перебираться в столицу, где и жизнь ярче, да и женихи гуще. И вот Ольге уже исполнялось семнадцать!
***
Ольга в свои семнадцать лет была барышней начитанной, эрудированной и очень энергичной, вся в дядю. Сложением она пока более походила на подростка, чем сильно отличалась от своей кузины, уже успевшей приобрести формы плавные, мягкие и вполне женственные. Но, когда они стояли рядом, то никто бы не спутал, какая из сестер является старшей, таким не детским, пронзительным, а иногда и упрямым был взгляд Ольги. Сонечка же имела вид настолько простодушный, что казалась младше кузины не на несколько месяцев, а, пожалуй, что и на пару лет. Они обе получили неплохое домашнее образование, а последний год провели вместе с дядюшкой в Италии. Когда они были на людях вместе, то Соня все больше молчала, предоставляя сестре блистать знаниями, острить и всячески выдвигаться на первый план. «Прямо, классическая «бедная родственница», – думал про нее в самом начале знакомства Лев Александрович. – «Тихий омут. Да, пожалуй, что и безо всяких чертей в нем». Но со временем он разглядел в ней ум, не меньший, чем у сестры, степенность суждений при внешней наивности, легкость общения, и они сделались хорошими друзьями.
А вот Ольга, с ее порывистыми манерами и непредсказуемым характером, воображение Льва Александровича поразила не по-детски. Он замечал, что увлекается ею все больше и больше, что все эти бесконечные праздники дают ему столько возможностей прямого общения с ней, что он абсолютно распустился душевно, расслабился. Догадывался, что это обволакивание бездельем является частью коварного плана его нынешнего хозяина, чтобы потом у него совсем не осталось возможностей для возражений, для отстаивания своего мнения, а в худшем случае и вообще для лишения его права голоса. Понимал, что вернуть себя после в рабочее состояние станет даже для него, человека собранного и где нужно дисциплинированного, тяжелым занятием, но поделать с собой ничего не мог. Он погружался в сладкое искушение все глубже, наслаждаясь атмосферой состязательности в фантазии и остроумии, принимая участие в домашних забавах, Ольгиных затеях и общих прогулках.
Но Свиридов слово сдержал, и праздники в понедельник резко окончились. Придя поутру в особняк, Лева застал его наполненным тишиной и от слуг узнал об отъезде сестер в Москву. Он проследовал в кабинет хозяина и там состоялся приблизительно такой диалог.
– Ну-с, приступим, батенька! Никаких чертежей и планов я решил Вам не показывать, дабы не сбивать творческую мысль, ибо они все вздор и мне уже разонравились. Фундамент Вы сами видели, а новый фасад, будьте любезны мне в бумажном виде как раз и сочинить. В карандаше и с основными деталями. В ваших академиях, говорят, на это сутки дают – тем, кто на медаль рассчитывает? Ну, так медалей у меня не предусмотрено, поэтому даю два дня. Дерзайте, голубчик! В среду к десяти жду с воплощениями.
– То есть, как это, «дерзайте»? – опешил архитектор. – Мы с Вами вообще никаких вопросов не обсуждали – что будет идейным центром, пойдет ли этот особняк в перестройку с ансамблем или останется обособленным? Насколько существенны будут переделки в нем? С выездом жильцов или по частям? Кто где жить будет впоследствии, каковы целевые помещения, что надо планировать… Размеры? Материалы? Смета, наконец!
– Про деньги не думайте. Их будет, сколь потребуется. Главное, чтобы проект понравился мне.
– Но, побойтесь Бога! – Лева впервые сталкивался с этаким мракобесием в делах. – Чтобы «понравилось» я должен быть ознакомлен хотя бы с Вашими вкусами и предпочтениями! Стиль? Этажность? Назначение?
– А это все решим в процессе, голубчик. Не затягивайте. Я уже вызвал из отпусков рабочих и подрядчиков, через недельку можно приступать к работам.
– Дайте чертежи хотя бы плана на местности, если не хотите, чтобы я с рулеткой ползал, перемерял – это может затянуться! – вспылил Лев Александрович, но в ответ получил рулон чертежей под задорный смех хозяина и поехал к Минху.
«Сочинив» совместно с профессором нечто хоть сколько-то удобоваримое к среде, учитывая сохранившиеся эскизы и отброшенные ранее варианты, о которых Минх хоть краем уха был наслышан, Лев Александрович вступил в период мученичества. Помимо все ярче и чаще проявлявшихся черт самодурства в заказчике, другим его мучителем, но совершенно невольно, стала Ольга. Вернее – ее отсутствие. Оказалось, что он не просто скучает по ней, а ждет истово, голодает по встречам, разговорам и ее способности постоянно удивлять его. Что эта маленькая, в сущности, девочка, заняла в его душе такое место, что он постоянно думает о ней, о том, как она такая получилась, о том, какой она может стать, взрослея, о том, какой ее можно сделать, если быть рядом.
– Ну, что ж! Из этих трех вариантов фасада, мне нравятся все три. Приступайте! – отвергнув до этого двенадцать предыдущих эскизов, выносил неожиданный вердикт Свиридов.
– Может быть, Вы все-таки выберете за основу один из них? – настойчиво и с трудом сохраняя спокойствие, как больного ребенка, уговаривал Борцов. – Барокко? Или классицизм?
– Я ангелочков люблю, – задумчиво глядя в потолок, вещал заказчик. – Можно еще по уровню второго этажа этаких пухленьких амурчиков пустить? Но только, никаких венков им в руки не давать! Венки не терплю – кладбищем от них веет. А лепнину побогаче прорисуйте! И может еще грифончиков каких не хватает? А? Так что, готика!
– Ампир, хотите Вы сказать?
– Да хоть бы и так! Вот эти колонны, без всякой вычурности, легкого рисунка мне очень приятны. Их берем за основу. Только давайте все это еще облегчим и весь ордер перенесем во второй ярус? А при входе мне вот сейчас захотелось чего-то более выразительного. Человечного. Может быть фигуры? Атланты?
– Классицизм с цитатами античности? – терпеливо суммировал сказанное Лев Александрович.
– Я вот на углу Фонтанки видел, там бородатые старики по всем фасадам. Красиво. Но нам стариков не нужно. Может быть – мавры? Мускулатура, рельеф, сила! Из сердобольского гранита их закажем, как в Новом Эрмитаже? Нет! Лучше, пусть будут молодые девицы – белоснежные, с формами, но пристойно драпированные. У меня молодые люди здесь будут жизнь начинать, так, чтобы никаких вольностей!
– Если фигуры женские, то это уже не атланты, а кариатиды! – швырял карандаш на стол Лев Александрович.
– А Вы, голубчик, сделайте как лучше. Вы же профессионал – вам и карты в руки!
– Тогда уточним, – Лева брал в руки и себя, и карандаш с блокнотом. – Какого пола должны быть поддерживающие опоры? И какой внешности? Мавританской или европейской?