Книга Берлин 1961. Кеннеди, Хрущев и самое опасное место на Земле - Фредерик Кемп

Президент соглашался с «исторической обеспокоенностью Советского Союза относительно безопасности в Центральной и Восточной Европе после ряда опустошительных вторжений, и мы верим, что могут быть приняты меры, которые помогут решить эти проблемы, и эта неспокойная область станет безопасной и свободной».

Что мог Кеннеди подразумевать под этим? – недоумевал О’Доннелл, не зная, что именно так президент изъяснялся в частных беседах с Хрущевым в Вене. Кеннеди поверил в жалобы Москвы относительно возродившегося германского милитаризма? Он навсегда уступал Советам порабощенные страны – Польшу, Чехословакию, Венгрию?

Но ничто не вызвало у О’Доннелла большей тревоги, чем повторные акцентированные ссылки на безопасность Западного Берлина. По мнению О’Доннелла, это можно было расценивать единственным образом: Советам развязывали руки в Восточном Берлине, хотя формально город оставался под властью четырех держав.

Кеннеди объяснил американцам, что «существует реальная угроза свободе людей в Западном Берлине». Для наглядности он использовал карту, чтобы показать американскому народу, что Западный Берлин словно остров в коммунистическом море. Кеннеди сказал:

«У Западного Берлина, беззащитно лежащего внутри Восточной Германии, окруженного советскими войсками, много ролей. Он – символ свободы, остров свободы в коммунистическом море. Он даже больше, чем связь со свободным миром, он – маяк надежды за железным занавесом, спасательный люк для беженцев. Все это – Западный Берлин. Но теперь, как никогда прежде, Западный Берлин превратился в огромный полигон для испытания мужества и воли Запада, в место, где столкнутся наши обязательства, взятые в 1945 году, и честолюбивые замыслы Советов. Там Соединенные Штаты; там Соединенное Королевство и Франция; там обязательства НАТО – и там народ Берлина. Мы не можем отделить их безопасность от нашей собственной… мы дали слово, что нападение на этот город будет рассматриваться как нападение на нас».

На тридцать первой минуте Кеннеди вернулся к Западному Берлину:

«Торжественное обещание, которое каждый из нас дал Западному Берлину в мирное время, не будет нарушено в минуту опасности. Если мы не выполним наших обязательств в Берлине, что с нами будет дальше? Если мы нарушим обещание там, то все, чего мы добились в коллективной безопасности, которая зависит от этих обещаний, ничего не будет значить».

Соренсен расстроился, что О’Доннелл недооценил эмоциональный настрой, с каким говорится о решимости защищать Берлин. Что касается его равнодушия в отношении Восточного Берлина и Восточной Европы в целом, объяснил Соренсен О’Доннеллу, то это просто констатация факта. Русские так или иначе делают то, что хотят, в своем секторе. Американцы и так были вынуждены согласиться на военное наращивание, чтобы охранять два миллиона жителей Западного Берлина, и было бы слишком ожидать, что американцы будут рисковать своими жизнями еще и ради миллиона жителей Восточного Берлина, оказавшихся на неправильной стороне истории.

О’Доннелл предложил легкий выход. Президент может просто опустить слово «Западный» в большинстве мест, где оно стоит перед словом «Берлин». После часового спора Соренсен не выдержал: «Я больше ничего не могу делать с этим текстом… эта речь прошла через шесть ветвей власти. В течение десяти дней мы взад-вперед гоняли копии. Это – окончательный вариант. Это – политический курс».

«Больше к этому нечего добавить».

На этой ноте закончился их обед.

Соренсен точно так же обошелся с подобными возражениями внутри правительства. Так называемая «Берлинская мафия», группа чиновников старшего возраста, которая в течение многих лет внимательнейшим образом следила за тупиковой берлинской ситуацией, считала, что президент высказал ересь, сообщив Советам, что они могут игнорировать договор четырех держав и делать все, что хотят, со своей частью города.

«Такое чувство, о мой Бог! – что он не понимает, что говорит», – сказал австриец по происхождению Карл Маунтре, сотрудник Бюро разведки и исследований [60] Государственного департамента, работавший до этого в американской миссии в Берлине.

Во время Второй мировой войны он воевал в составе 82-й воздушно-десантной дивизии в Нормандии, принимал участие в «Битве за Выступ» (операция в Арденнах в 1945 году), и его оскорбило отступничество Кеннеди.

Акцент, сделанный на Западном Берлине, показался тем более намеренным, когда спустя пять дней после выступления Кеннеди, 30 июля, в телевизионном интервью сенатор Фулбрайт прямо заявил: «Если они хотят закрыть границу, то могут сделать это на следующей неделе и даже не станут из-за этого нарушителями договора. Я не понимаю, почему восточные немцы не закрыли уже давно свою границу, ведь, как мне кажется, у них есть все права на это».

Фулбрайт неправильно интерпретировал соглашение и, выступая в сенате 4 августа, исправил свою ошибку, сказав, что свобода передвижения по Берлину гарантирована послевоенными соглашениями и что его телевизионное интервью произвело «неприятное, ложное впечатление». Тем не менее Кеннеди никогда не объявлял о несогласии с ним, а Макджордж Банди даже доложил президенту о благоприятных отзывах на телевизионное выступление Фулбрайта, о «комментариях из Бонна и Берлина о полезном влиянии замечаний сенатора Фулбрайта».

На самом деле западные немцы впали в отчаяние, в то время как восточные немцы были в восторге от предложения Фулбрайта. Западноберлинская газета «Тагешпигель» выразила возмущение тем, что предложения сенатора потенциально так же поощряют противника к действию, как слова Ачесона перед корейской войной, когда он заявил, что Южная Корея находится за пределами «оборонительного периметра» США. Газета коммунистической партии «Нойес Дойчланд» («Новая Германия») назвала предложения Фулбрайта «реалистичными».

В начале августа Кеннеди размышлял о том, что может произойти в Берлине, прогуливаясь в Розовом саду с экономистом Уолтом Ростоу, советником президента. «Хрущев теряет Восточную Германию. Он не может этого позволить. Потеряв Восточную Германию, Советский Союз лишился бы Польши, да и всей Восточной Европы. Он должен что-то предпринять, чтобы остановить поток беженцев. Может быть, стена? Мы не сможем выступить против. Я могу объединить альянс для защиты Западного Берлина, но не в силах удержать открытым Восточный Берлин».

Москва

Четверг, 3 августа 1961 года

Душным московским утром Ульбрихт ехал на встречу с Хрущевым в лимузине с закрытыми и занавешенными окнами. Ульбрихт не объявил об отъезде из Берлина на совещание секретарей коммунистических и рабочих партий стран Варшавского договора и хотел, если бы мог, избежать публичности.