Книга Последний шанс - Лиана Мориарти

У него глубокий голос и неторопливая речь немногословного австралийского фермера, рассказывающего на телевидении про засуху. Софи чувствует, что ее голос, ее сердцебиение подстраиваются под его ритм. Рипл говорит как деревенский житель, и она вспоминает, что ведь именно таким Эдди и стал. Его родители переехали в Квинсленд, чтобы жить на ферме. Софи, имевшая весьма смутное представление о деревне, воображала, что он ездит в школу, где всего один учитель, на повозке, запряженной лошадью, а девочки там носят капоры, как в книге «Домик в прерии».

– Когда ты уехал, я скучала, – вдруг вспоминает Софи. Тот первый день в школе без Эдди напоминал ее первое самостоятельное путешествие за границу. Она одновременно ощущала себя невидимой и чересчур заметной. Она привыкла ложиться спать с тоскливым чувством, что завтра опять в школу. – Но знаешь что? Потом я перестала по тебе скучать и стала очень популярной.

– И как же это тебе удалось?

– Мой одиннадцатый день рождения принес мне неожиданный успех. Понимаешь, у нас был бассейн, и папа соорудил в нем чудесную горку. Я стала звездой первой величины. Девочки решили, что я очень мило краснею, а мальчики делали вид, что ничего не замечают. А ты по мне скучал?

– Пожалуй, нет, – подумав, говорит Эд с характерной для него обезоруживающей прямотой. – В Квинсленде все было по-другому. Мы ходили в школу босиком. А на большой перемене ловили в ручье раков. Мне казалось, я попал в другой мир, и ты перестала существовать, словно моя старая спальня, наша улица, весь штат Новый Южный Уэльс просто исчезли. А потом, тридцать лет спустя, я ужинаю в этом доме с родственниками Кэллума, и они вдруг принимаются рассказывать мне о некоей девушке по имени Софи, которая сильно краснеет. Я подумал: «Сколько может быть в Сиднее краснеющих Софи?» И тут вдруг все вернулось – эти разговоры под лестницей: я припомнил, как мы обсуждали с тобой, Софи Ханивел, экзистенциальные дилеммы, а заодно сочиняли кровожадные истории о том, как отомстим Бруно и всем прочим своим обидчикам. В общем, пока они говорили о тебе, я вспоминал былое, а потом Томас, которого ты бросила, вытащил твое фото: ты на нем взрослая и такая красивая.

– Спасибо. – Софи сдерживается, чтобы не покраснеть. – А у тебя по-прежнему бывает нервный тик, Эдди Рипл? Раз уж ты заговорил о том, что я краснею.

Он улыбается:

– Не так часто, как раньше, но если я сильно понервничаю, то случается. Теперь я почти не беспокоюсь на этот счет.

Софи спрашивает:

– Откуда ты знаешь Кэллума?

– Я познакомился с ним, когда переехал обратно в Сидней. Играл на саксофоне в его оркестре.

– Так это ты был на вечере Годовщины? Слушай, а ведь я видела тебя и еще подумала: «Кого-то мне этот парень напоминает!»

– Угу, я хотел подойти поздороваться, но сперва было некогда, а потом, когда случилось это несчастье с Грейс, решил, что лучше отложить все до следующего раза. А сегодня решил: схожу-ка я к ней и предложу свои услуги. Вдруг Софи надо покрасить дом?

– Так вот, значит, чем ты занимаешься – малярничаешь и играешь на саксофоне?

– Да, тем и другим понемногу. Я крашу дома, потому что пишу стихи, и я выяснил, что единственный способ для меня написать стихи – это выкрасить дом. Одно стихотворение на комнату. Малярные работы оплачиваются значительно лучше, чем поэзия. Проблема в том, что я крашу медленнее среднего маляра, так что моим клиентам приходится запастись терпением, но зато, скажу тебе без ложной скромности, качество работы – выше всяких похвал.

– А твои стихи публикуют?

– Ну да. Не то чтобы они попали в список бестселлеров. Откровенно говоря, их продвижением занимается моя мать. Она раздает стихи официанткам в кафе. А как ты? Где работаешь?

– Представляешь, я случайно стала начальником отдела кадров компании, производящей газонокосилки, – отвечает Софи. – А ты слышал, что наш бывший заклятый враг Бруно стал дипломированным бухгалтером, женился на одной из сестер-близняшек и работает в крупной юридической фирме? Между прочим, у меня был с ним двухнедельный роман.

– Правда? А ты помнишь Гэри Лочивича?

– Я почему-то всегда думала, что он станет парикмахером.

Эдди лукаво ухмыляется.

– Ты была права, – говорит он. – Гэри действительно стал парикмахером, и у меня был роман с ним.

Похоже, фея-крестная Софи немного ошиблась. И не важно, что хрустальная туфелька идеально подходит к ее маленькой ножке… Прекрасный Принц вовсе не разыскивает Принцессу.

* * *

Энигма, Роза, Марджи и Лаура собрались вместе, чтобы решить, как поступить с бизнесом Элис и Джека теперь, когда Роза «предала истину гласности». С тех пор как они сделали заявление для прессы, телефон непрерывно звонит. В качестве публичного извинения Марджи пожертвовала из их доходов крупную сумму на благотворительность. (Энигма полагает, что пожертвование излишне щедрое, но помалкивает.) Марджи также выдвинула идею предоставить Дом Элис и Джека для бесплатного проживания семьям с больными детьми или матерям-одиночкам, страдающим послеродовой депрессией, и предложение это вызвало всеобщий восторг. И хотя страшно подумать, что дом теперь, после всех этих лет, изменится самым кардинальным образом, Энигме приятно думать, что там будут жить симпатичные, благодарные люди.

И все бы ничего, но вот только некая дурацкая организация – под названием «Австралийский потребитель» или что-то вроде этого – выразила намерение поговорить с ними об их дезориентирующем и вводящем в заблуждение поведении. А это, по словам Рона, очень плохо: из-за откровенности Розы они попали в беду. К счастью, зять Энигмы разбирается в юриспруденции. Рон привлек каких-то серьезного вида молодых людей в темных костюмах, и они вместе обдумывают ситуацию, пытаются найти какую-нибудь лазейку. Так или иначе, хорошо, что Рону приходится этим заниматься: теперь он смог почувствовать собственную значимость. Все женщины выказывают свою заинтересованность и наперебой подбадривают Рона, когда он говорит об этом деле.

Разумеется, желающих взять у Энигмы интервью больше нет: она ведь уже не таинственный младенец Манро. Она никто. И ни за что ей теперь не попасть в шоу «Это твоя жизнь». Никогда не напечатают о ней статью в популярном женском журнале, и никто не попросит у нее фотографию с автографом. Она просто обыкновенная старая вдова, которая даже не очень хорошо играет в теннис. Для Энигмы это равносильно смерти.

– Роза беседует с очередным журналистом? – спрашивает Лаура.

– О-о, возможно, – отвечает Энигма. – Небось рассказывает сейчас всему миру, что я незаконнорожденный ребенок, дочь насильника с яйцевидной головой. Зачем нужно сообщать такие подробности? Какое это имеет отношение ко всему прочему? Теперь все будут смотреть на меня и прикидывать, какой формы моя голова! И прекрати фыркать, Лаура, это очень невоспитанно. Между прочим, это ты виновата в том, что разразилась катастрофа: все началось с появления твоего ужасного друга! Я с самого начала говорила, что этот тип мошенник, но кто мог подумать, что он любовник моей дочери! Ах, люди теперь так разочарованы, узнав, что никакой тайны на самом деле не было! Так разочарованы! Подумала об этом Роза, прежде чем начать все выбалтывать, а? Марджи, а ты-то чего хихикаешь? Чему так радуешься? Ты похожа на кошку, съевшую сметану. – Энигма кипит от раздражения. Никто ей не сочувствует.