Книга Слой - Евгений Прошкин

Внезапно тент откинулся, и из-под него выглянул какой-то парень.

– Во, дают… – брякнул шофер.

Парень в прицепе весело помахал обеими руками и облокотился на скомканный чехол. Затем достал снизу яблоко и, потерев его о майку, надкусил.

– Отклейся от этого психа, – приказал Нуркин.

– Сейчас, я запрошу охрану.

Доев яблоко, молодой человек запустил огрызком под колеса и потянулся за вторым. Он поводил рукой где-то у колена и вдруг поднял из-за бортика длинное ружье.

Шофер ударил по тормозам, и Нуркина швырнуло на переднее сидение. Через долю секунды его откинуло назад – это врезался не успевший среагировать «Роллс-Ройс» Горшкова. И еще через мгновение, почти одновременно, он ощутил третий толчок, правда, не понял, от чего.

«Вольво» развернуло на девяносто градусов и понесло кувырком – с колес на двери, с дверей на крышу, опять на двери и снова на колеса.

Нуркин вцепился в сидение, но, сорвав ногти, отскочил к потолку и запрыгал по салону. Вместе с ним, натыкаясь на пружинящие спинки, колотился Горшков. Пристегнутый ремнем водитель сидел на месте и истошно орал.

Сквозь выбитые окна Нуркин видел черно-синюю карусель земли и неба, слышал скрежет металла об асфальт, чувствовал запах горящей резины. Страх почему-то отступил, мысли неожиданно упорядочились и потекли в ускоренном темпе.

Черная метка, это она… но о поездке никто не знал… но четыре шины… но никто же не знал… из своих – никто… из Ополчения – тем более… его просто нет… это чужие… это не за ним… не важно… выжить… он уже умирал, это не страшно… но выжить… выжить… ведь это не за ним…

– Падла! – Выдохнул Нуркин, хватаясь израненными пальцами за подголовник.

Автомобиль продолжало тащить по дороге, долго, невообразимо долго крутить, корежить, царапать, и Горшков – прогоревший туз, вонючий сноб, виновник катастрофы – перелетев на переднее сидение, продолжал содрогаться, разбрызгивая повсюду густую, липкую кровь.

Наконец, инерция погасла, и машина, замерев в верхней точке, со скрипом рухнула на асфальт.

Жив?!

Нуркин подергал ручку, но дверь заклинило. Он уперся в нее пятками и застонал от натуги. Дверь не поддалась. Он попробовал вторую – то же самое. Путаясь в разорванной обивке, Нуркин повернулся к заднему окну, но оно было сплющено в узкую бойницу.

– Владислав Борисович… – еле выговорил водитель. – Владислав Борисович, вы целы?

– Все, нет выхода! – Захохотал он. – У меня нет выхода!

Сквозь дыру в крыше он видел, как к «Вольво» несется стрелок из прицепа. Парень спешил, но его ноги отрывались от земли так медленно, словно он бежал под водой. Краем глаза Нуркин заметил хромированный обруч – вращаясь, железка неторопливо опускалась в кусты, и все никак не могла упасть.

– Это по твою душу, – монотонно произнес Нуркин. – Это же твои киллеры, меня-то убивать не станут. Меня убить невозможно!!

Он положил руки на горло сидевшего впереди Горшкова и сжал – со всей ненавистью, что в нем жила. Обруч по-прежнему вертелся над кустами. К парню с ружьем присоединились еще двое, но, как и он, они еле двигались.

Отпустив Горшкова, Нуркин рванул его за волосы – голова запрокинулась назад, и он узнал в нем своего шофера. Он ошалело перевел взгляд – мертвый Горшков находился на другом сидении.

Потрясенный этим открытием, Нуркин снова посмотрел на обруч – тот уже лежал в траве. Бегущие люди сбросили оцепенение и тут же оказались рядом.

– Что?! Это вы? Вы за мной? Нет!! Меня уже убили… – захрипел он, пряча лицо в ладони. – За одно и то же два раза не казнят…

Сейчас ему скажут: «именем Народного Ополчения». У них традиция. И выстрелят. Наверно, в затылок.

– Ненормальный какой-то, – пожал плечами Кирилл.

И выстрелил в затылок.

* * *

С утра интереса к телевизору никто не проявлял, но к двенадцатичасовому выпуску новостей все трое случайно собрались у экрана. Древняя «Радуга» в корпусе из ДСП долго грелась, потом пришлось ковыряться с антенной и подстраивать цвета. Когда изображение стало более-менее приемлемым, уже шла заставка.

Владислав Нуркин мертв – это первое, что сказал ведущий после того, как поздоровался и, естественно, улыбнулся.

Костя ждал картинку, но ее так и не показали – по словам диктора, милиция блокировала шоссе, и ближе, чем на три километра, журналистов не пустили. Подробный рассказ о гибели основателя партии Прогрессивного Порядка обещали дать в воскресенье, в авторской программе Сидорчука.

– Вы чем-то недовольны? – Молвила Людмила. – Обидно, что его прикончил кто-то другой?

– Нам по-всякому годится, – сказал Константин, поспешно рисуя на лице радость и удивление. – Нету сволочи. Гори в аду, гнида, – добавил он, стараясь не переборщить.

– Да, туда его, – невнятно произнес Петр и выключил телевизор. Он выглядел так, будто решался на визит к стоматологу.

Костя осторожно глянул на Людмилу и прочистил горло.

– Жара. Пивка бы. Хорошо бы.

– Ну, – выдавил Петр, отклеивая сухой язык. – Сходи, а?

– А что, схожу, – сразу согласился Костя.

– И меня заодно проводишь, – поспешно бросила Людмила.

– Да, проводи, – совсем не по-джентельменски попросил Петр.

Торопливо собравшись, Людмила подошла к двери и топнула ножкой. Константин оторвался от баула с оружием – она сурово посмотрела ему в глаза и отрицательно покачала головой. Он взвесил в руке новенький ПМ и бросил его обратно в сумку.

– Побольше возьми, – крикнул из комнаты Петр.

– Чего?

– Пива.

– А-а… Конечно.

Очутившись на лестнице, Костя с Людмилой одновременно вздохнули.

– Ты должна была оскорбиться, – проговорил Константин. – Он так тебя спровадил… Это даже неприлично.

– Я и оскорбилась, – ответила она. – Передай своему командиру, что он козел драный.

– Он мне больше не командир… Да, забыл спросить. Как вчера прошло?

– О чем это ты? – Насторожилась она.

– Петр намекал, что вы с Настей… в общем…

– Это не он намекал, а ты.

– Неужели?..

– Заткнись, а то дядюшке пожалуюсь – он тебя пристрелит.

Костя вдруг подумал, что Петр может наблюдать за ними из окна, и повел Людмилу к проспекту, где ездили хоть какие-то машины. На их улицу никто почему-то не заезжал, и быстро обнаглевшие пешеходы бродили прямо по мостовой.

Пройдя мимо череды продуктовых магазинов, Константин обратил внимание, что среди них нет ни одного работающего. Витрины, дабы не искушать народ, были прибраны, а некоторые завешены брезентом. Желтая бочка со словом «пиво» валялась на боку, под ней, высунув тонкий язык, лежала придавленная кошка.