Книга Хождение по катынским мифам - Анатолий Терещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Столь безрассудную самонадеянность и алчность Польши Уинстон Черчилль сравнил с жадностью гиены, отметив тем не менее:
«И все же всегда существовало две Польши: одна боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости».
Как известно, Польша была разгромлена немцами в 1939 году за неполные две недели. Какой позор — польское государство перестало существовать. А куда же делась власть? Правительство и военное руководство бежали. Все они, как тараканы, скрылись за границей — кто в Лондон, кто в Бухарест и в другие европейские столицы с теплыми кабинетами и клозетами. Армия польская была брошена на произвол судьбы. Стреляла она и по немецким, и по советским солдатам, но только, а точнее, как правило, в спину.
Интересен случай, происшедший 17 сентября 1939 года — начало нашего втягивания в Польшу. Заместитель наркома иностранных дел СССР В. Потемкин вручил польскому послу в Москве В. Гжибовскому ноту Советского правительства о вступлении Красной Армии на территорию несуществующего государства с намерением защиты госграницы СССР, а также населения Западной Украины и Западной Белоруссии. Но польский дипломат не знал, кому же передать это сообщение. Президент позорно бежал из Варшавы в первый же день войны.
Столица, крупные промышленные и культурные центры Польши были оккупированы германскими войсками до 17 сентября 1939 года. Однако этот факт «забывают» современные польские историки и российские русофобы, обвиняя Советский Союз в нападении на государство, которое уже к тому времени не существовало.
* * *
С развалом Союза и установлением рыночных отношений между Польшей и Украиной, преимущественно из западно украинских областей, в том числе и из моей малой Родины — Полесья, потекли на Запад ручейки живого товара. И млад, и стар устремились на заработки в Польшу. Работали по временному найму, как правило, в частном секторе — у хозяев. Ухаживали за скотом, фуражировали, торговали — вывозили в Польшу металл для продажи, для чего собирали алюминиевую посуду, медь, латунь и прочие металлы. Дошло до того, что мои земляки срезали километры провода на линиях электропередач, корчевали рельсы запасных и окружных железнодорожных веток, воровали у жителей всё, что можно было продать, вплоть до старинных утюгов, дабы «вторговать». В магазинах закупали дешевую советскую ещё металлическую посуду, которой магазины того времени были завалены.
Рассказы полесских гастарбайтеров, потрясли автора отношением современного «ясновельможного панства» к ним.
«Я неоднократно выезжал в Польшу и работал там у местных хозяев — сельскохозяйственных фермеров. Жили мы (нас было трое) в жутких условиях. Поселил нас хозяин в сарае рядом со скотом. Набил сеном матрацы и подушки, всучил рядюги вместо простыней и советские одеяла с армейским клеймом.
«Видно, купил он их партию, — подумал я, — у наших солдат, а может, у какого-то офицера-вещевика при выходе — бегстве наших войск, когда в спешке они выводились из Польши или Германии. И сделалось как-то не по себе — стыдно».
Побудку он устраивал летом всегда рано — часов в 5–6 утра с криком:
— Вставай быдлота, вас ждет работа, а то без злотых уедете на Украину.
Когда мы «телились», он стягивал с сеновала нас за ноги. Обещал платить еженедельно, а потом сказал, что проплатит работу нашу за месяц. Работали, как говорится, от зари до зари, как волы.
В конце концов, когда рассчитался, то обманул нас почти на 50 % от той суммы, на которую договаривались. А мы ему сделали много: поспорили загон для скота, перекрыли крышу сарая, сделали два покоса травы — сеном запасли на всю зиму.
Во время бесед с нами старался всегда подчеркивать, что поляки чище, культурнее, образованнее, чем украинцы или русские.
Когда я ему стал возражать, то он пригрозил выгнать меня с работы.
Однажды пришел вечером в сарай рассерженный чем-то и начал поносить россиян. Они, говорил он, скоро ответят за расстрел наших офицеров в Катыни. Мы их прижопим.
— А где доказательства того, что их всех скопом расстреляли советские солдаты? — спросил мой друг Николай.
— Нам не нужны доказательства, у нас своя правда, — немцы их не стреляли.
— А я читал про Катынь, что это дело рук немцев, — снова встрял Коля.
Хозяин взорвался и стал катить грязь потом на нас, упрекая украинцев в многолетних войнах и восстаниях против Речи Посполитой…
Одним словом, нам стало ясно, что мы в лице хозяина встретились с махровым польским националистом».
Андрей Г.
* * *
«В начале девяностых теперь уже прошлого века, как быстро бежит время, мы с друзьями возили на «бусе» в Польшу алюминиевый лом. Там его сдавали перекупщикам, получая за товар «твердую» валюту — американские доллары. Но прежде чем получить её, надо было договориться с таможенниками двух сторон. За это отдавали бабки.
Нас, конечно, купцы обманывыали — навар практически был небольшой, но этот азарт сподвигал нас всё на новые и новые поездки.
Но вот что я заметил, сколько бы мы не общались с ними, они всякий раз бубнили о каких-то грехах украинцев во время минувшей войны. Обижались о резне украинцами поляков на Волыни, расстреле русскими их офицеров в Катыни.
— Без штанов останетесь, если мы докажем, что это сделали вы, по судам затаскаем, — кричал один из них по имени Казимир.
Я ему ответил, что мы политикой не занимаемся — пусть политики и разгребают исторические напластования.
— А мы такие, мстительные, — не прощаем врагам.
— Какие же мы враги вам? — не сдержался я. — За советское время жили же нормально, были друзьями. Я служил в Польше — поляки относились к советским воинам хорошо, напряга нигде не было. Что же случилось теперь?
— Случилось то, что случилось — мы узнали правду, как Сталин с Гитлером поделили Польшу, как вы издевались над нашими предками, как казнили наших офицеров в Катыни.
Для того чтобы не развивать этой темы, я перевел разговор на другую — коммерческую проблему».
Станислав Ф.
* * *
«Я занимался перегонкой подержанных автомобилей из Польши. Туда они попадали разными путями из Германии и других центрально-европейских стран. Скажу откровенно, те поляки, с которыми мы общались, по своей природе маститые спекулянты. На дорогах в Польше был широко представлен бандитизм. Нас неоднократно грабили на автотрассах.
Но меня удивило другое — историческое злопамятство. Создавалось такое впечатление, что поляки одно только и делали в своей многовековой жизни — творили и раздаривали добро, доброту, порядочность и честность.
А вот другие их соседи были варварами — притесняли, обирали, убивали поляков. Я им ответил:
— Однако все знают, что это не так. Грехи громоздятся на любой власти. Преступных народов не бывает. На преступления любой народ толкает руководство той или иной страны.