Книга 20 лет дипломатической борьбы - Женевьева Табуи

Перед ним – документ, текст которого, по-видимому, краток. В случае, если он еще будет медлить с его подписанием, фюрер готов разрушить Прагу и крупные города Чехословакии, бросив на них немецкие самолеты. Сотни бомбардировщиков ждут приказа к вылету. Приказ этот будет отдан в 6 часов утра, если до тех пор Гаха не подпишет документ.

Проходят часы. Время от времени в салон заходят сотрудники Риббентропа. Гаха близок к обмороку. Ему делают укол. Он приходит в себя, но его рука еще слаба. Но с первыми проблесками дня он ставит свою подпись – и теряет сознание.

* * *

После этого в Париже в кабинет Жоржа Боннэ входит посол Германии. На нем черный парадный сюртук. В руке он держит письмо германского правительства французскому правительству, извещающее о соглашении, достигнутом между Гитлером и президентом Гаха:

«Президент чехословацкого государства доводит до сведения германского правительства, что в целях достижения окончательного умиротворения он, будучи в полном сознании и здравом уме, вручает судьбу чехословацкого народа и всей страны фюреру и Германскому рейху». Граф Вельчек добавляет: «Господин министр, фюрер принял эту декларацию, и германские оккупационные войска перешли сегодня в 6 часов утра чешскую границу».

Пораженный Боннэ протестует:

«Французское правительство считает, что оно находится перед лицом вопиющего нарушения Мюнхенских соглашений. Оно не может признать законной новую ситуацию, сложившуюся в Чехословакии в результате действий рейха».

* * *

В Берлине Риббентроп отклоняет протест. Он утверждает, что со времени парижских переговоров Чехословакия не должна более быть предметом обмена мнениями между двумя правительствами.

– К тому же, где вы видите ныне спорные вопросы? Германия и Чехословакия согласны во всем.

Но Кулондр, наш новый посол в Берлине, отвечает:

– Новые чешские представители, господин министр, были не в состоянии свободно выразить свою волю…

Узнав о новом германском акте насилия, Даладье впадает в бешенство. Он запирается один в своем кабинете. Через полчаса он говорит своим сотрудникам:

– Теперь нужно поставить себя в такое положение, чтобы не давать больше этому клятвопреступнику повода для нового вероломства, иначе с Францией будет покончено!

Моральная и почти физическая пытка, которой Гитлер подверг несчастного президента Гаха в ночь с 14 на 15 марта, вызывает возмущение в палате депутатов.

Окруженный большой группой людей, Луи Марэн говорит:

– Фюрер властвует сегодня над массой в восемьдесят миллионов человек. Прежняя Священная Римская империя германской нации восстановлена.

А с Чехией, как говорил Бисмарк, «Германия держит в своих руках всю Европу».

* * *

Во второй половине дня перед чешским посольством на Марсовом поле собралась толпа. В большом салоне вокруг посланника Осуского и его супруги собрались все те, кого Париж считает выдающимися деятелями.

В бюро чешского туризма на улице Фобур Сент-Онорэ – скопление народа.

Под двумя скрещенными флагами – французским и чешским – можно прочитать только что, как видно, написанные фразы: «Они четвертовали меня и в скорби я одинока, без друзей. О вы, все проходящие мимо, скажите, есть ли скорбь, подобная моей!»

* * *

Спустя шесть дней, 21 марта 1939 года, в Лондоне, в Букингемском дворце.

Торжественный обед.

Английская королевская чета официально принимает президента Лебрена с супругой.

Мадам Лебрен, к которой пришли жены наших дипломатов в Лондоне, чтобы ознакомить ее с некоторыми элементарными требованиями протокола английского двора, раздосадована. Она хотела надеть на официальную церемонию знаменитый королевский бриллиант «Регент». Ведь королева Англии собирается надеть «Кохинор». «Это рассматривалось бы двором как признак дурного вкуса, – объяснил наш посол в Лондоне. – Это разные вещи, поскольку «Регент» не является личной собственностью президентов Французской республики».

Настроение в Букингемском дворце торжественное. Единственной заботой сейчас является «отразить угрозу свастики, которая нависнет в один прекрасный день над Лондоном и Парижем».

В связи с этим Галифакс представляет Жоржу Боннэ текст резолюции, говоря при этом:

– Нужно теперь же остановить германскую агрессию, какова бы ни была ее цель. Согласны ли вы с текстом этой декларации?

– Мы согласны, – говорит Боннэ. – Но нужно, чтобы вы решились сразу же объявить мобилизацию…

– Мы это сделаем, – твердо отвечает Чемберлен.

Атмосфера тяжелая. Элегантная женщина, жена одного из должностных лиц двора, страстно говорит мадам Лебрен:

– У меня несколько сыновей, мадам, которых я люблю. Но я предпочла бы скорее видеть их мертвыми, чем примириться с владычеством Гитлера над Европой.

В течение трех дней французские представители слышат подобные утверждения.

Наконец английские и французские министры принимают решение быть наготове и создать во чтобы то ни стало то самое объединение всех сил, о котором в их призывах в сентябре не было упоминаний. Это военный союз с СССР, соглашение с Балканскими странами, Румынией, Грецией, Турцией; мобилизация в Англии и материальная поддержка Соединенных Штатов Америки.

На следующий день на вокзале «Виктория», когда двери вагона президента были уже закрыты, к Жоржу Боннэ подходит Черчилль.

– Через несколько дней Гитлер захочет применить по отношению к Польше те же методы, которые он применил в отношении Австрии и Чехословакии, – говорит он. – Фюрер полагает, что одержит успех в третий раз. Но он ошибается. Последняя капля воды подобна остальным, однако именно она переполняет чашу!

* * *

Прошло два месяца.

Двадцать третьего мая в Берлине, в новом здании имперской канцелярии, граф Чиано в присутствии всех официальных представителей подписывает новый пакт, согласно которому «Германия и Италия приняли решение» твердо и непоколебимо «обеспечивать сообща свои жизненные интересы». Однако Гитлер разочарован и взбешен… Муссолини добился того, чтобы в секретной статье было специально оговорено, что «в течение трехлетнего периода Италия не будет обязана вступать в войну, если бы в это время рейх ее начал».

А Гитлер с 30 марта именно и добивается войны!

Гитлер удваивает свои настойчивые обращения к комиссару Лиги Наций в Данциге. Он хочет во что бы то ни стало добиться от Польши добровольного отказа от города, дабы ее союзный договор с Францией не вступил в действие.

– Если Германия пойдет на новый насильственный акт, это вызовет всеобщую драку в Европе и никто не сможет помешать этому, – повторяет Боннэ послу Германии Вельчеку, который неизменно отвечает:

– Данциг – немецкий город, и он должен быть возвращен Германии. Мы желаем, чтобы мир был сохранен, но если разразится европейская война, она не застанет нас врасплох.