Книга Зеркало, или Снова Воланд - Андрей Малыгин

Но вернемся на набережную. После третьего завершения ремонтных работ для дальнейшего наблюдения за коварным местом было принято мудрое решение выставить не подвижный, как бывало раньше, а стационарный наблюдательный пост, размещенный тут же рядом под видом рабочего вагончика. Лейтенант Абрикосов и сержант Булыжных, сменяя друг друга ровно через тридцать минут, внимательно всматривались через неплотно закрытую занавеску окна в знакомые очертания местности, стараясь заприметить хоть что-нибудь подозрительное. А рядом, буквально в соседнем дворе притаился в тени неприметный жигуленок с частными номерами, из которого время от времени двое молодых людей очень тихо переговаривались с вагончиком по радиосвязи, а затем тщательно информировали высокое руководство. Но пока в зоне видимости ничего подозрительного не наблюдалось.

Закоренелый холостяк лейтенант Абрикосов находился в том самом возрастном отрезке, когда про него можно было с определенной порцией иронии произнести: «Мне всего еще тридцать один год, а я уже… лейтенант». И причиной тому послужила некая слабость Ивана Андреевича или, можно так сказать, любимое увлечение на досуге, именуемое новомодным словечком хобби. Конечно же, в былые времена-то родители наши, не говоря уже о их стариках, доведись им подбросить в молодые годы такой каверзный вопросик: «Скажите, пожалуйста, а какое у вас хобби имеется?» могли недоуменно вытаращить глаза, а то и кровно обидеться: «Ну и зачем же такими словами обзываться?» Ну, а сейчас-то уж совсем другое дело — любой современный человек, не запинаясь, тут же вам ответит, что так, мол, и так, я марки почтовые собираю с художественным уклоном или открытки с батальной тематикой. А некоторые без долгих раздумий пожертвуют немалыми современными деньгами ради малых старинных или иностранных. Ну, в общем, кто во что горазд. И нечего удивляться, у каждого своя страстишка имеется. Один мой знакомый так и вообще всю свою сознательную жизнь почему-то пивные кружки собирает.

А вот лейтенант Абрикосов с некоторых пор активно коллекционировал вырезки из разных печатных изданий с изображениями всевозможных красавиц. Что ж, согласитесь, тоже тематика модная и понятная: ведь красота и правильность форм человеческих во все времена служили объектом самого пристального внимания, являясь как бы невольным эталоном для поисков спутника в жизни. Девушки мечтательно поедали глазами мощный торс Геракла, широкие плечи Ильи Муромца и других былинных героев, а юноши… А, кстати, почему ж только юноши? Нет уж вот здесь-то, извините. Иной плешивый старичок-розвальня и тот, взглянув даже на фотографию красотки, глядишь, так сразу и преобразится: в потухших уже, было, глазах вдруг снова амурчики с бесятами засуетятся, а в склерозом подпорченном мозгу опять шальные мыслишки взбудоражатся. Смотришь, после такого приятственного заряда и вялая походка как-то сразу приободрится. Да, таково уж воздействие на сильную половину магических женских чар, я уж не говорю о их коллективном влиянии, когда призывные улыбки, соблазнительно округлые формы и пьянящие взгляды со всех сторон, как острые отравленные стрелы, так и ранят, так и впиваются во все части вашего чувствительного тела. Ну а привыкший к малой порции сладкого яда, понятное дело, назавтра потянется и к большему.

Вот и Иван Андреевич, прямо скажем, был ни чуть не лучше других. В его пестрой коллекции среди прочих знакомых и неизвестных красоток в конечном итоге оказались такие знаменитости, как несравненная Джина Лоллобриджида сразу в трех экземплярах, обворожительная Клаудиа Кардинале с сумасшедшим вырезом на высокой волнующей груди, соблазнительная Брижит Бардо с обнаженными стройными ножками, восхитительная Софи Лорен в очень смелом купальнике, ослепительная Элизабет Тейлор в шикарных нарядах Клеопатры, молодая Руфина Нифонтова в профиль и фотография статуи какой-то обнаженной греческой богини.

Всех перечисленных и неупомянутых красоток Абрикосов объединил в один общий по территориальной принадлежности коллектив, прикрепив их обыкновенным канцелярским клеем на внутреннюю сторону самого небольшого помещения его однокомнатной квартиры — на дверь туалета.

Само предназначение данного помещения хочешь, не хочешь, а предполагало его ежедневное посещение, что естественным образом приводило к регулярному общению противоположных полов. Абрикосов внимательно скользил жадным взглядом по формам пленительных красавиц, а те в свою очередь игриво разглядывали его. В такие вот, можно сказать, интимные моменты хозяин безропотного гарема получал дополнительную порцию уверенности и самоуважения, после чего, вздыхая и сопя, перед зеркалом в прихожей долго ездил расческой по жестким, как щетка, волосам и самодовольно ухмылялся.

Но однажды на свою большую голову Абрикосов решил устроить экспромтом небольшой мальчишник с коллегами по работе и на следующее утро с ужасом обнаружил, что гарем его сильно похудел. Кто-то из крепко подгулявших коллег самым наглым образом увел парочку лучших красавиц, чем причинил хозяину тяжелейшую травму. Вполне понятно, что законное негодование Ивана потребовало от неблагодарных гостей вернуть все на круги своя, но его ультиматум остался не услышанным, как глас вопиющего в пустыне. Уязвленное же до глубины души самолюбие не вынесло такого издевательства, и в приливе гнева и возмущения Абрикосов решил, как и положено, обратиться за защитой по инстанции. Мысленно он уже видел красное разгневанное лицо начальника и пристыженных и притихших похитителей, но, как в жизни бывает, случилось… непредвиденное. Почему-то не захотев вникать в существо вопроса и не поняв утонченной натуры подчиненного, подполковник Саврасов Виктор Вениаминович неожиданно гневным голосом накричал на него, обозвав при этом круглым дураком и другими нехорошими выражениями, предположил, что его в детстве нечаянно уронили, и со словами, что он ошибся выбранной профессией, выгнал прочь из своего кабинета. После этого внезапного кризиса все возможные ступеньки карьерной лестницы Ивана превратились в один ровный и длинный коридор. Ну как тут не вспомнить мудрую пословицу: «Не делай добра, да не получишь зла».

— Так значит, Булыжных, говоришь, что вчера пришлось с моржом пообщаться? — Полушепотом спросил Абрикосов, поглядывая на улицу.

— Да нет, товарищ лейтенант, пообщаться-то не пришлось. А только так, понаблюдать со стороны. Но совсем рядом… ну просто рукой подать… Ну и здоров же зверюга, я вам скажу-у. Уж будьте любезны! — покачав в темноте крупной головой, ответил Булыжных.

— Ну, а если бы все же пришлось? Так ты бы ему, наверное, быстрехонько ласту за спину завернул и в отделение бы приволок, — иронично хмыкнул Абрикосов. — Как никак, а ты у нас кандидат в мастера по самбо. И какая тебе разница на ком приемы отрабатывать…

— Ну что вы, товарищ лейтенант, шутите, такому черту разве чего завернешь. Видели бы вы его! Он своей клыкастой башкой как мотнет и любого, как пушинку, фить… и нету…

— Да, а чего же он тогда испугался-то сам, и фить и нету его? — передразнил напарника Абрикосов.

— А кто его, зверюгу, знает, товарищ лейтенант. Захотел, вот и нырнул…

— Ну нырнуть-то нырнул, а вот обратно почему-то не вынырнул, многозначительно произнес Абрикосов.

— Это уж точно, товарищ лейтенант, почему-то не вынырнул. И куда, чудило, подевался, ну хоть убей, а не могу в толк взять. Всю-то голову со вчерашнего дня просто измучил и ничего… И в рапорте все описал. А мне говорят, что так не бывает, что не туда, наверное, я смотрел. Так что я умом рехнулся что ли? Я ж своими глазами все видел. И Семечкин с другими то же самое подтвердят. А вы вот как думаете, товарищ лейтенант?