Книга Кровавые вороны Рима - Саймон Скэрроу

Впрочем, по поведению Каратака не было похоже, что он намеревался предложить какие-то условия. Вождь обратился к своим воинам, и в его словах на родном языке слышалось торжество. Силуры сначала окружили пригорок и только потом с оглушительными криками, яростно размахивая щитами и оружием, пошли в наступление. Их лица искажала дикая злоба и вместе с тем торжество. Вскоре силуры подошли совсем близко и стали отчаянно колотить по щитам римлян, в надежде пробить брешь и уничтожить тех, кто за ними скрывался.

Некоторое время римлянам удавалось держать строй, они сражались, не щадя себя и противников. Силуры не уступали. Вскоре перед шеренгой щитов образовалась груда мертвых тел, и варварам, чтобы добраться до противника, приходилось взбираться на трупы товарищей. Однако римляне несли тяжкие потери, и с каждым павшим в бою воином все плотнее сжималось кольцо вокруг фургонов и горстки всадников, обороняющих бугор. Катон решил повести легионеров и наемников в последнюю атаку на Каратака в надежде, что свершится чудо и удастся подобраться поближе и покончить с вражеским вождем. Но Каратак вместе со свитой покинул поле боя и издали наблюдал за разгромом остатков колонны.

Катон на мгновение задумался о своей смерти. Броситься на помощь людям, которые сейчас сражаются рядом с ним, было полным безрассудством. Но если он поступит иначе, то до конца дней станет мучиться угрызениями совести. В тот момент еще не прошла эйфория после победы над Квертусом. Тогда Катон одолел не только фракийца, но и страх неминуемой смерти. Он вдруг почувствовал себя свободным, доверив жизнь собственному мужеству и искусству владения оружием. Вероятно, это восторженное чувство и привело Катона к такому финалу. А также надежда, что его действия спасут этих людей. Теперь, когда все они были обречены, Катон решил принести себя в жертву, чтобы облегчить участь Макрона. Нужно убить как можно больше силуров, и тогда они, возможно, откажутся от новой атаки на крепость. Мысль, что он окажет последнюю услугу самому верному и преданному другу, согревала душу.

Тем временем великан-силур, разрушивший «черепаху», рвался вперед, наметив своей целью одного из легионеров. Римлянин, защищаясь, поднял щит, но он разлетелся в щепки под ударом молота, а его владелец упал на колени. Силур мощным пинком сшиб легионера на землю и прикончил смертоносным ударом в грудь. Бездыханное тело осталось лежать на окровавленной траве.

– Стеллан! Разделайся с этим уродом! – приказал Катон.

Центурион опустил копье и пришпорил коня. При виде очередной жертвы лицо силура исказил звериный оскал, и он взметнул вверх молот. Просвистев в воздухе, молот ударил в голову лошади. Стеллан, воспользовавшись моментом, вонзил копье в мощную шею противника, и острие вышло над ключицей. Захлебываясь хлещущей изо рта кровью, гигант взревел от боли. Лошадь Стеллана, пошатнувшись, упала набок, увлекая за собой всадника, и попутно придавив еще трех легионеров. Животное отчаянно брыкало ногами в воздухе и сбило копытами еще двух римлян. В шеренге образовалась брешь, в которую немедленно просочились силуры. Великан, дергаясь всем телом, проковылял к лошади и наклонился над Стелланом, намереваясь схватить того за шею. Центурион мог обороняться только одной рукой и, изловчившись, ударил силура в челюсть. Однако противник даже не почувствовал удара и в следующее мгновение могучие руки свернули Стеллану шею. Из горла силура фонтаном хлынула кровь, глаза закатились, и он рухнул на свою жертву.

Силуры нескончаемой лавиной двигались по склону, напирая на римлян. Сражаться общим строем стало невозможно, и воины бились порознь или объединялись небольшими группами, отражая натиск противника.

– Знамена! – крикнул Манцин, отступая к фургонам. Он оглянулся на Катона. – Спасайте знамена!

Катон на мгновение замялся, не зная, как поступить: сражаться до конца бок о бок с товарищами или спасти знамена, потеря которых навеки покроет их всех несмываемым позором. Наконец он решился и, повернувшись к стоящим на фургонах знаменосцам, обнажил меч.

– Передайте знамена мне!

Знаменосцы выполнили приказ, и Катон отдал знамя наемников одному из фракийцев. Знамя легионеров он оставил себе, воткнув конец древка в чехол для копья. Небольшой отряд силуров отделился от общей массы сражающихся и стал подбираться к фургонам.

– Уходите отсюда! – крикнул Манцин Катону, устремляясь навстречу противнику.

Одного силура он сбил с ног щитом, а второго пронзил мечом в живот. Высвободив клинок, Манцин принялся рубить наступающих врагов, но его сбили с ног трое силуров.

– Уходите! – успел он крикнуть напоследок.

– Кровавые Вороны, за мной!

Катон изо всех сил сжал бока лошади и понесся вниз, туда, где кипела битва, намереваясь прорубить себе путь и укрыться среди сосновых деревьев. Ведь силуры, устроившие засаду, покинули завал, чтобы участвовать в избиении римской колонны. Всадники старались держаться вместе, а лежащие на земле раненые силуры стремились откатиться в сторону и попутно нанести удар. Все вокруг наполнилось гулом битвы, повсюду лилась кровь. На Катона прыгнул юноша с безумным взглядом, пытаясь ухватиться за древко знамени, и префект изо всей силы ударил его сапогом в лицо. Описав в воздухе дугу, силур рухнул на землю. Кровавые Вороны проскакали мимо остатков римской обороны и врезались в ряды варваров.

Впереди какой-то хитроумный воин подкараулил всадников и метнул охотничье копье. Катон успел увернуться от удара, но следовавший за ним фракиец не заметил опасности, и копье угодило лошади между ног. Животное дернулось, и всадник выпал из седла. Он рухнул в гущу силурских воинов, сбив нескольких с ног, но уже в следующее мгновение те накинулись на фракийца, словно свора собак. Еще одного фракийца ударили топором по колену, но он не сдался, а, стиснув зубы, прижал бедро к седлу и продолжил путь. Ряды силуров постепенно редели, и вскоре Катон с фракийцами отъехали от места схватки. Впереди виднелось открытое пространство, за ним ряды кольев, а дальше сосновые деревья переходили в каменистую часть перевала.

Катон повернул Ганнибала в этом направлении, уцелевшие фракийцы поехали следом, отбиваясь от последних преследователей. Наконец отряд добрался до открытой местности, лошадиные копыта глухо застучали по торфянистой почве. Отчаянная попытка спасти знамена и с честью выйти из кипящей за спиной битвы удалась.

Ряды кольев остались позади, всадники сбавили ход, въехав в рощу. Катон придержал коня и оглянулся на бугор. Сражение подходило к концу. Силуры сновали возле фургонов, добивая беспомощных раненых. Катон поспешил скрыться под сенью деревьев, пока враги не заметили небольшой отряд всадников, которому удалось прорваться сквозь их ряды. Сквозь густые, тяжелые сосновые ветви кое-где проскальзывали золотистые лучи солнца. Шум битвы сюда не доходил, а над головой беззаботно чирикали птицы. Землю покрывал толстый ковер из опавших сосновых иголок и веток, по которому мягко ступали лошадиные копыта. Катон понимал, что надо как можно скорее выйти на дорогу и опередить противника. Если задержаться в сосновой роще, Каратак вскоре направит в погоню своих воинов, чтобы расправиться с ускользнувшими римлянами.