Книга Команда Смайли - Джон Ле Карре

Тем не менее сопротивление Григорьева оказалось не совсем сломлено. Его самолюбие требовало, чтобы он предпринял по крайней мере еще одну попытку. Поэтому он развел руками и, обращаясь к Тоби, повторил с наигранной сосредоточенностью:

– Остракова?! Он спрашивает меня про какую-то женщину по имени Остракова? Я такой не знаю. Возможно, он знает, я не знаю. Я дипломат. Отпустите меня немедленно – у меня важные встречи.

Но пар и логика быстро выветривались из его речи. И Григорьев это понимал не хуже других.

– С Александрой Борисовной Остраковой, – уточнил Смайли, протирая очки широким концом галстука. – Это русская девушка с французским паспортом. – Он снова надел очки. – Совсем, как у вас, советник: вы – русский, а паспорт у вас швейцарский. На чужое имя. Как получилось, что вы оказались втянутым в историю с ней?

– Втянутым? Теперь он говорит, что я втянут в историю с ней! Вы считаете, я так низко пал, что сплю с сумасшедшими? Меня шантажировали. Как сейчас шантажируете меня вы. На меня было оказано давление! Вечно давят, вечно на Григорьева!

– В таком случае расскажите, как вас шантажировали, – попросил Смайли, бросив на него один-единственный взгляд.

Григорьев уставился на свои руки, поднял их и снова опустил на колени. Потом вытер платком губы. И покачал головой, возмущаясь несправедливостью мира.

– Я был в Москве, – начал он, и в ушах Тоби, как он потом заявил, архангелы запели аллилуйя.

Уловка Джорджа удалась, и Григорьев принялся исповедоваться.

* * *

Смайли же не проявил такой радости. Наоборот, на его пухлом лице появилась морщинка раздражения.

– Прошу вас дату, советник, – перебил он, как если бы место не имело значения. – Назовите дату, когда вы были в Москве. И в дальнейшем все время называйте, пожалуйста, дату.

«Это был классический прием, – любил потом повторять Тоби, – мудрый следователь всегда зажигает несколько фальшивых огней».

– В сентябре, – растерянно ответил Григорьев, не очень понимая, какое это имеет значение.

– Какого года? – уточнил Смайли, записывая его ответ.

Григорьев снова жалобно посмотрел на Тоби.

– Какого года?! Я говорю: в сентябре, он спрашивает меня в каком сентябре. Он что, историк? Видимо, историк. В сентябре этого года, – надувшись, брякнул он Смайли. – Меня вызвали в Москву для срочного совещания по вопросам торговли. Я специалист в некоторых высоко специализированных областях экономики. Подобное совещание не имело бы смысла без моего присутствия.

– Ваша жена сопровождала вас?

Григорьев коротко рассмеялся.

– А теперь он считает нас капиталистами! – заметил он, обращаясь к Тоби. – Он думает, мы можем летать с женами первым классом компании «Суисэйр» на двухнедельное совещание.

– «В сентябре этого года мне было приказано вылететь одному в Москву для участия в двухнедельной конференции по экономическим вопросам», – сформулировал Смайли, словно зачитывал вслух заявление Григорьева. – «Моя жена осталась в Берне». Опишите, пожалуйста, цель совещания.

– Тема нашего совещания на высоком уровне держалась в полном секрете, – заявил Григорьев. – Мое министерство решило рассмотреть возможности обострить официальную позицию Советского Союза в отношении тех стран, которые продают оружие Китаю. Следовало обсудить санкции против нарушителей соглашения.

«Теперь уже стиль поведения Смайли – ничего не выражающее лицо, тон бюрократа, сожалеющего о выпавшей на его долю обязанности, – казался не только отработанным, – вспоминал Тоби, – но доведенным до блеска, и Григорьев подчинился ему философски, с характерным для русских пессимизмом». Остальным же присутствующим, как они потом рассказывали, верилось с трудом, что Григорьев вовсе не намеревался все выкладывать, когда его привезли на квартиру.

– Где проходило совещание? – спросил Смайли, как если бы секретный предмет обсуждения занимал его меньше, чем формальные подробности.

– В министерстве торговли. На четвертом этаже – в конференц-зале. Напротив уборной, – ответил Григорьев, неудачно пошутив.

– Где, вы говорите?

– В зале, где проводит совещания начальство, – отрезал Григорьев. Назвал адрес и даже – из сарказма – номер комнаты. – Иногда наши дискуссии затягивались до позднего вечера, – он теперь уже охотно делился информацией, – но в пятницу, поскольку стояла еще летняя погода, жара, мы кончили пораньше, с тем чтобы желающие могли уехать за город.

Но у Григорьева таких планов не было. Григорьев предполагал остаться в Москве на уик-энд, и не без причины.

– Я условился провести два дня у девушки по имени Евдокия, моей бывшей секретарши. Ее муж был на военной службе, – пояснил он, словно это считается вполне нормальным у светских мужчин, одним из которых по крайней мере был Тоби, родственная душа, способная оценить такую эскападу, тогда как бездушные комиссары сделать этого просто не в состоянии.

Затем, к удивлению Тоби, Григорьева понесло. Упомянув о Евдокии, он без предупреждения или преамбулы перешел к главному предмету разговора:

– К сожалению, осуществить эти планы мне помешали сотрудники Тринадцатого управления Московского Центра, известного как Управление Карлы. Меня вызвали для немедленного разговора.

* * *

В этот момент зазвонил телефон. Тоби снял трубку, затем повесил ее и повернулся к Смайли.

– Она вернулась домой, – произнес он по-прежнему по-немецки.

Смайли тотчас обратился к Григорьеву:

– Советник, нам сообщили, что ваша жена вернулась домой. Вам необходимо позвонить ей.

– Позвонить? – Григорьев в ужасе повернулся к Тоби. – Он рекомендует, чтобы я ей позвонил! Что же я ей скажу? «Григорьева, это твой любящий муж! Меня захватили западные шпионы!» Ваш комиссар сумасшедший! Просто сумасшедший!

– Будьте любезны сказать ей, что задерживаетесь по не зависящим от вас обстоятельствам, – спокойно продолжил Смайли.

Своим спокойствием он только подлил масла в огонь.

– Вы хотите, чтобы я сказал это моей жене? Григорьевой? Вы думаете, она мне поверит? Она тут же побежит докладывать послу: «Посол, мой муж сбежал! Найдите его!»

– Курьер Красский каждую неделю привозит вам указания из Москвы, верно? – спросил Смайли.

– Комиссару все известно. – Григорьев опять обратился к Тоби и провел рукой по подбородку. – Если ему все известно, почему он сам не поговорит с Григорьевой?

– Вы должны говорить с ней официальным тоном, советник, – предупредил Смайли. – Не называйте Красского по имени, но намекните, что он велел вам встретиться с ним для секретного разговора где-то в городе. Возникло срочное дело. Красский изменил свои планы. Вы понятия не имеете, когда вернетесь домой или что он от вас хочет. Если она начнет возражать, сделайте ей выговор. Скажите, что речь идет о государственной тайне.