Книга Дополнительный человек - Джонатан Эймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как насчет мужчин, которые честны с мужчинами?
– Любой мужчина, который честен с мужчиной, – глупец.
– И после этого вы все еще думаете, что я – единственный нормальный человек из всех, кого вы знаете?
– Да, ты нормальный. Немножко старомодный, но нормальный.
На следующий день Генри позвонил мне на работу. Его голос звучал так, словно он был в плохом расположении духа. Он побывал в стоматологической клинике Нью-Йоркского университета.
– Что вам сделали? – спросил я.
– Вырвали зуб. Под местной анестезией. Все лицо раздулось. Но тебе повезло. Я хочу, чтобы ты сегодня вечером проводил Вивиан на «Уилла Роджерса». После спектакля она, скорее всего, возьмет тебя в «Русскую чайную».
Сердце мое забилось. Я получил шанс стать сопровождающим.
– Вивиан не возражает против незнакомого человека? – спросил я.
– Она еще не знает. Будем ждать до последней минуты. Заберешь ее в семь часов, а позвоним мы ей в шесть… шесть тридцать. Таким образом, она просто не сможет вызвать другого рыцаря.
Я должен был явиться домой сразу же после работы, чтобы Генри дал мне все необходимые инструкции и убедился, что я подобающе одет.
Я вышел из «Терры» – был чудесный весенний вечер – и быстро направился к метро, в восторге от предстоящей мне миссии.
На нашей лестнице я наткнулся на Гершона. Его волосы были аккуратно причесаны, борода обрела кое-какую форму. Он был в брюках хаки и оксфордской рубашке. Ни – когда прежде я не видел его так хорошо одетым. Обычно он разгуливал в тренировочных штанах.
– Привет, Гершон, – сказал я.
– Привет, Луис. – Уголки губ Гершона слегка приподнялись в улыбке.
– Куда собираетесь?
– На лекцию в Фрейдовском обществе.
– Вы его член?
– Нет. У них бывают публичные лекции… один из друзей Генри подумал, что я его психоаналитик… поэтому я решил разобраться в этом вопросе.
Я кивнул, шагнул на следующую ступеньку и сказал:
– Генри плохо себя чувствует. Ему вырвали зуб.
– Люди словно машины, – заметил Гершон. – Чем старше становятся, тем в большем ремонте нуждаются.
– Да, – сказал я и направился к Генри, а Гершон двинулся на лекцию.
Когда я вошел в квартиру, Генри только что закончил говорить с Вивиан. Он солгал ей. Сказал, что должен читать лекцию в колледже, которую забыл записать в календарь. Она не рассердилась, она не возражала, если кому-то другому приходилось работать, к тому же она была заинтригована встречей с новым человеком, со мной.
Я принял душ, побрился – второй раз за день – и оделся. Я надел свою лучшую белую английскую хлопчатобумажную рубашку, синий шелковый галстук, серые шерстяные брюки и блейзер. Потом аккуратно причесал волосы с витаминным маслом и вычистил зубы.
– Исключительно презентабельно, – похвалил меня Генри.
Инструктаж состоял в следующем: следить за миссис Кудлип все время, словно ястреб, не обсуждать условия, в которых мы живем, и не сознаваться в том, что я видел второй акт «Уилла Роджерса»; она должна чувствовать, что облагодетельствовала меня. В дверях я сказал:
– Благодарю вас за предоставленную возможность. Я в совершеннейшем восторге.
– Да, такое бывает в первый раз, – отозвался Генри.
Я взял такси до дома Вивиан, который располагался на Сорок восьмой улице, между Третьей и Второй авеню. Генри рассказал мне, что все дома на Сорок восьмой и Сорок девятой улицах выходят задними дворами в частный сад длиной в квартал, который называется Тертл-Бэй. Вивиан владела этим садом вместе с Кэтрин Хепберн и Стивеном Сондхеймом. Это был один из самых фешенебельных районов Нью-Йорка.
Я уже готов был позвонить в дверь миссис Кудлип, как вдруг подумал, что прекрасным жестом для начала были бы цветы. Генри говорил мне раньше, что розовые рыцари приносят розы. Я приехал на несколько минут раньше, так что успел сбегать на угол Сорок девятой улицы, но розы там были слишком дорогими. Я же был дешевым рыцарем, поэтому купил несколько чудесных лиловых ирисов за четыре доллара.
Меня приветствовала горничная в форме. Сама же миссис Кудлип ожидала в холле у двери, на стуле, как маленькая девочка. Она смотрела вниз на ноги, руки ее лежали на коленях. На ней был клубнично– белокурый парик, красное платье, чулки и белые туфли-лодочки.
Горничная помогла ей встать, но миссис Кудлип не перестала смотреть под ноги. Я заметил, что у нее ужасный горб сзади у основания шеи. Там накопились соли кальция. Это вынуждало ее непрерывно смотреть на носки своих туфель. Она изгибалась, как креветка. В ней было примерно четыре с половиной фута росту. Горничная взяла ее за руку и подвела ко мне. Миссис Кудлип хоть и оказалась рядом, сделав несколько крошечных шагов, но я все равно не смог разглядеть ее лица. Ко мне приблизился лишь ее парик.
Она слегка наклонила голову и посмотрела на меня. Я заметил острый подбородок. Генри говорил мне, что она утратила большую часть своего подбородка из-за рака.
– Вы Луис? Юный друг Генри? – спросила она.
– Да, – ответил я. – Очень приятно познакомиться с вами. Я так много слышал о вас. – Я нервничал, но виду не подавал.
– Если это исходит от Генри, не верьте ни единому его слову. Он мастер плести истории, – сказала миссис Кудлип, и оттого, что она смотрела прямо вниз, я едва мог ее расслышать. Ее речь была также немного смазанной из-за плохого подбородка. Но для женщины за девяносто она казалась очень бодрой.
– Я принес вам цветы, – сказал я и протянул ирисы на уровне, как мне казалось, ее глаз.
Она вытянула искривленную, обвешанную драгоценностями руку, взяла цветы и понюхала их.
– Очень предусмотрительно с вашей стороны, – сказала она и вручила цветы горничной. – Автомобиль ждет нас. Пойдемте.
Она взяла меня под руку, и я медленно повел ее к черному лимузину, словно слепца, поскольку она ничего перед собой не видела.
Во время поездки мы говорили о погоде, которая была прекрасной. И о том, почему она любит мюзиклы: они приводят ее в хорошее расположение духа.
Водитель припарковал машину перед театром, и мы отправились на шоу. Я все время боялся, что миссис Кудлип споткнется и сломает что-нибудь. Но мы благополучно добрались до своих мест. У меня было такое чувство, словно я выгуливаю людей вместо собак.
Мы сидели прямо напротив оркестра, и я мастерски прикинулся, что в первый раз вижу «Уилла Роджерса».
– Очень хорошие декорации, – сказал я.
Миссис Кудлип изогнула шею, но я не знал, что она мог ла таким образом увидеть. Простиралось ли ее зрение выше сцены? Зазвучала музыка, и она заулыбалась под своим париком. В середине первого акта я положил руку на подлокотник, а она положила свою руку поверх моей. Это была костлявая, искривленная рука с невероятных размеров изумрудами и бриллиантами на каждом пальце, но то, что она положила свою руку на мою, было нежным и милым жестом.