Книга Святая, смешная, грешная - Виктор Ермаков

Встав сегодня утром с постели, я зашла в ванную комнату и, взяв в шкафчике коробку с тестами на беременность, открыла её. В голове пронеслись картинки нашего секса под дождём, слова которые я шептала, словно молитву, смотря в ночное небо, и обещание, данное мною: если забеременею, дам ребёнку имя Дождевёнок. Каждый день с той ночи я думала только об одном: «Я хочу забеременеть». И настало сегодняшнее утро, которое даст ответ: «да» или «нет». Даст ответ прямо сейчас, в ванной комнате. Так легко и просто – нужно только сесть на унитаз и пописать. Всего-то делов. «Ну, смелее, Катя», – подбодряла я себя, смотря на тест, как на что-то святое. Холодными от волнения пальцами я сжала тест и опустила его вниз. Невыносимая тишина в ванной, потом – тихое журчание, и я подношу заветную пластмассовую пластинку к глазам. Две полоски! Не веря своему счастью, отбрасываю её в сторону и беру вторую пластинку: результат тот же! Целую тест, зажав его в кулаке, сижу на унитазе и тихо плачу. Мысли мечутся в голове: «Позвонить Косте! Нет! Сначала маме. Нет, Косте! Хотя нет, звонить не буду! Мы же с ним встречаемся вечером».

Весь день я провела, как любая девушка, которая узнала, что она уже не одна. В голове цветной каруселью мелькали пелёнки, распашонки, кроватки и коляски, которые я готова была пойти покупать хоть сейчас. «С этого дня всё должно измениться: правильное питание, сон, отдых…» – говорила я себе, сидя у компьютера, листая сайты для будущих мам. Закрыв глаза, я представила себе Костю в тот момент, когда он узнает эту новость. Ещё часик, и мы встретимся с ним. Встретимся и проведём весь вечер вместе – папа, мама и сынок! Или дочка? Почему-то я была уверена, что это будет именно сынок.

– Что-то случилось? – спросил Костя, при встрече целуя и заглядывая мне в глаза. – Кать, такой я тебя ещё не видел. Ну-ка, давай рассказывай. Что должно произойти, чтобы ты так сияла?

– Чтобы я так сияла, должны быть две причины, – ответила я, улыбаясь. – Первая – чтобы ты меня любил.

– Я тебя люблю, милая, и ты это знаешь, – произнёс Костя, продолжая смотреть мне в глаза. – А вторая?

– А вторая – я должна быть беременна, – выпалила я, забыв заготовленную речь.

Несколько секунд мы смотрели, не отрываясь, друг другу в глаза: в моих он мог видеть только одно – счастье. В его – я видела целую гамму чувств: от дикой безудержной радости до растерянности, как бывает с человеком, когда на него неожиданно сваливается счастье и первые секунды он не знает что делать.

– Ты серьёзно, Кать?

Как будто я могла с этим шутить. Я молча опустила голову. Костя обнял меня и прошептал: «Я люблю вас».

Весь вечер мы говорили только о НЁМ. Почему-то Костя тоже был уверен, что будет сын.

– Я хочу завтра сходить на УЗИ, – сказала я, доедая всё, что было заказано на ужин.

– Кать, ты хотела сказать: «Мы сходим». Я вроде к этому ребёнку тоже имею отношение, – улыбался Костя.

– Имеешь, милый, имеешь! Самое непосредственное и прямое отношение! Думаю, без тебя у меня ничего бы не получилось, – улыбалась я в ответ, нежно гладя Костину руку. – Конечно, я буду рада, если завтра на УЗИ мы съездим вместе.

Костя протянул мне меню:

– Посмотри, может, выберешь что-нибудь на десерт? Свежие фрукты, например.

– Выберу, выберу, не сомневайся. Я теперь буду есть, как студенты – много, но… часто.

Поужинав, мы поехали ко мне. Долго шептались, лёжа в постели, привыкая к мысли, что теперь мы не одни. Склоняли на разные лады имя сына – Дождь, Дождевёнок, Дождичек – и уже через полчаса произносили его легко и привычно, как если бы это были обычные имена Ваня, Кирилл или Дима.

– Кать, я уверен, что будет сын, но вдруг всё-таки дочка? Тогда как назовём? – не унимался Костя, прижимаясь ко мне и дыша в ухо.

– Дождинкой, – ответила я, зевая и поворачиваясь на бок. – Давай, милый, спать. Поздно уже. И не дыши так глубоко и томно.

– Кать, ты первый день, беременная, а воображаешь, как будто завтра рожать, – шутливо ворчал Костя. – Врачи говорят, что можно чуть ли не до последних дней, только нужно правильную позу выбрать.

– Вот завтра гинеколог и скажет, можно или нет, и даже подскажет, в какой позе можно, а в какой нет. А сейчас давай спать.

– Кать, я не гинеколог, но посмотреть могу, – мурлыча, произнёс Костя.

– Спи давай. Нашёлся мне гинеколог.

В спальне повисла тишина, я уже проваливалась в сон, но тут услышала Костин шёпот: «Кать, а к какому гинекологу мы завтра поедем?»

– У меня свой гинеколог, я к нему уже несколько лет езжу, – отвечала я сонным голосом.

Воцарилась долгожданная тишина. Моё тело погружалось в сладкую истому. Глаза слипались.

– Мужчина или женщина? – услышала я сквозь сон Костин голос.

– Мужчина, – не разжимая губ, еле слышно вымолвила я. – Аарон Моисеевич.

– И что, этот Аарон Моисеевич будет нам завтра позы рекомендовать? – продолжал пытать меня Костя.

– Может, – выдохнула я, почувствовав, как из уголка губ на подушку стекает слюна.

– Сколько ему лет? Молодой? – задал Костя вопрос и затаил дыхание.

– Не очень, – ответила я совсем тихо, не желая прогонять свой сон и будить желание послать Костю подальше. Вместе с Моисеевичем.

– Что значит «не очень»? – продолжал выносить мне мозг Костя. – Ну, примерно сколько?

– Думаю, восьмидесяти ещё нет, – ответила я, окончательно провалившись в сон, не слыша больше Костиных вопросов. А, может, их попросту не было…

Проснувшись утром, не вытерпев, позвонила маме. Как я и думала, известие её безумно обрадовало. Я сказала, что мы с Костей едем к гинекологу, а вечером приеду к ней с ночевкой. Наговоримся и всё обсудим!

В полдень мы с Костей сидели, дожидаясь свой очереди у дверей кабинета того самого Аарона Моисеевича. Костя, шевеля губами, задумчиво, не отрывая глаз, смотрел на дверную табличку, где золотом на чёрном было написано: «Беренштейн А. М. Д.м.н. Профессор».

Тихо завибрировал мой телефон, извещая, что пришла новая смс-ка. Открыв его, улыбнувшись, уткнулась в экран, шевеля губами и читая молитву, присланную мамой. Костя достал свой телефон и стал тыкать в сенсорный экран пальцем. Сделав, видимо, какие-то расчёты, он минуту смотрел в одну точку, словно был потрясён цифрами.

– Кость, ты чего там считаешь? – наклонившись к его уху, спросила я, так как кроме нас приёма дожидались ещё несколько женщин.

– Очуметь можно, – тихо ответил Костя, видимо, потрясённый собственными расчётами. – Я тут посчитал, – продолжал он, – просто взял тупо стаж этого Аарона Моисеевича. Думаю, лет сорок, а то и пятьдесят будет! Умножил на количество рабочих дней в году, затем умножил на примерное количество пациенток, которых он принимает в день. Это ж сколько он видел за свою жизнь? Мама родная, – сделав круглые глаза, качал головой Костя.