Книга Имбирь и мускат - Прийя Базил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карам посмотрел в зеленые глаза Умид, и его сердце сжалось. Девочка жадно впилась в соску. Как по-разному мы выживаем! Эта крошка глотает молоко, хотя оно не из материнской груди. А они с Сарной молчат — и терпят, терпят. Даже после всех неурядиц он не мог представить свою жизнь без нее.
Раджан и Оскар опустошили холодильник. Мокрые пакеты с овощами, капающие коробки дала, мясные бирьяни, пропитанные водой листья карри и кориандра в пищевой пленке, липкие куски теста — остатки роскошной Сарниной стряпни скоро заполнили все урны возле дома. Запах выбрался из-под крышек и поплыл по улице, через район Уондзуорт и Темзу. Легкий аромат попал даже в центр Лондона. Деревья приподнимали ветви и склонялись на север, чтобы ловить дуновения. Пешеходы останавливались как вкопанные и нюхали воздух. По всей столице в тот вечер индийские рестораны не знали отбоя от посетителей.
В доме на Эльм-роуд приводили в порядок холодильник. Пьяри споласкивала ящики, перепачканные маслом и куркумой, а Оскар отскребал внутренние стенки, иногда вытаскивая половинки зеленого чили, похожие на хвосты ящериц. Раджан домыл пол и посмотрел на часы в форме Индии. Стрелки показывали семь сорок. Хм, вроде похоже на правду. Он взглянул на свои часы и убедился, что кухонные идут правильно.
— Ты отдавала их в ремонт? — спросил он Пьяри.
Та повернулась и посмотрела, куда показывает Раджан.
— А, вон ты о чем! Нет, они уже давным-давно отстают. Только ми их понимает.
— Теперь они идут как надо.
Время Сарны наконец-то сравнялось с настоящим.
Карам покормил Умид и сидел рядом с ней, держа в руке пустую соску. Большой палец его второй руки был «в плену».
— Она просто схватила меня и уснула, — сказал он труженикам, когда те вернулись с кухни. — Теперь я не могу пошевелиться, иначе она проснется и снова заплачет.
Раджан кашлянул.
— Ну, так ты решил, что нам делать?
Маленький мальчик должен перейти ручей вброд, а взрослый мужчина может легко его перешагнуть. Карам осознал, что у него все иначе. Поток правды, быстрых вод которого он избегал всю жизнь, внезапно разлился. Он уже не мог прыгать с берега на берег и уклоняться от брызг истины. Карам снова стал ребенком, испуганно бредущим сквозь бурную реальность. Когда будет суша? В какую сторону идти? Как не предать Сарну и жить по правде?
Оскар видел, как Карам борется с собой, а Умид мирно спит, обхватив его палец. Дитя, рожденное в молчании и спящее под какофонию исповедей. Ее губки собрались бантиком, словно она посылала отцу воздушный поцелуй.
— Если никто не скажет, кем была Найна, ее дочь унаследует эту ложь. Я видел, что обман сотворил с Найной, и не хочу такого будущего для Умид. — Слова Оскара парили по комнате, точно ласточки в поисках гнезда, и с надеждой вились вокруг Карама. — Давайте позволим Найне стать собой хотя бы после смерти. — Оскар с горечью подумал, что любимой пришлось умереть, чтобы добиться признания.
Карам вспомнил, как Найна против его воли вошла в жизнь семьи. Покинула ее она тоже вопреки его желанию, ведь никому, даже родным детям, не удалось так крепко связать их с Сарной.
— Мы назовем Найну дочерью Карама и Сарны Сингх, — наконец проговорил он.
— Что?! Нет! — Раджан ударил себя кулаком по ладони. — Эти похороны должны покончить с обманом, а не наложить на правду слой глянца.
Карам не собирался прилюдно связывать имя Сарны с именем какого-то другого мужчины.
— У каждого ребенка есть два родителя. Мы должны указать мать и отца — таков обычай. Если же если мы назовем Сарну, то придется — и меня. В этом смысл брачных уз — наши судьбы скреплены печатью. Вы, современная молодежь, думаете, будто ничего не стоит ее сорвать, когда вам прискучит семейная жизнь. Но в мое время никто не мог так сделать. — Карам постепенно заканчивал путешествие, длившееся всю его жизнь, и пребывал в пункт назначения, туда, где он мог творить историю. Семейную хронику. — Я всегда буду рядом с вашей матерью. К тому же я вполне гожусь на роль Найниного отца, так что обман невелик.
— По мне, это жалкая увертка, — сказал Раджан. — А ты что думаешь, Оскар?
— Найна всегда хотела стать членом вашей семьи. Предложение мистера Сингха исполнит ее желание. Для Умид важны именно вы, а не какие-то биологические предки. — Он повернулся к Караму. — Я убежден, что Найне хотелось быть вашей дочерью. Она всегда говорила о вас с любовью и уважением.
Карам снова взглянул на Умид и увидел в девочке ее мать и бабушку. Он разглядел то, что так и не сбылось, и то, что еще можно было претворить в жизнь.
— Да, — заявил он. — Завтра мы назовем Найну дочерью Карама и Сарны Сингх, сестрой Раджана и Пьяри, женой Оскара и матерью Умид.
Те, кто из-за аварии, болезни лишился рук или ног, порой чувствуют в исчезнувшей части тела боль, которая называется фантомной. Казалось бы, эти страдания мнимы, но даже наука подтверждает их существование. Теперь я это понимаю. После смерти Найны я осознал, как тяжело испытывать боль там, где ничего нет. Словно калека, нагибающийся почесать ампутированную ногу, я поворачиваюсь во сне и обнимаю пустоту. Каждый четверг в девять вечера, когда начинается Найнина любимая передача, я чуть не зову ее к телевизору. Чищу зубы и забываю, что класть пасту на вторую щетку больше не надо.
Морфий не может унять фантомную боль, равно как и время, которое считают лучшим обезболивающим, не в силах залечить мою рану. Другой наркотик для человеческого сердца — время. Однако я не хочу стирать воспоминания, пусть даже они обрекают меня на муки.
Врачи утверждают, что нашли лекарство от фантомной боли. Всеми нашими действиями управляет двигательная зона коры головного мозга. В ней представлено человеческое тело, и она сокращается, если какая-то его часть пропадает. Чем больше сокращение, тем сильнее боль. У людей с протезами эта зона сжимается в меньшей степени, потому что сигналы о движении продолжают поступать в мозг. Инвалидам советуют воображать, будто отсутствующая часть тела действует, как ей положено. Тогда сокращение двигательной зоны замедляется или вовсе останавливается, а боль проходит. Кто бы мог подумать, что для избавления от страданий есть такое простое средство?
Я воспользовался похожим методом, чтобы примириться со смертью Найны: я вспоминаю и представляю потерянное. Никто больше не кладет мед в мой чай, но я пью, думая о Найне, и он становится слаще. Иногда я воображаю то, что плохо помню или не знаю о ней. Зона любви в моем мозгу не сокращается, получая вымышленные импульсы. Такое лечение я прохожу не ради себя — ради тебя, Умид.
Ради тебя, хоть ты и не знаешь, что потеряла… (Или знаешь? Быть может, ты уже почувствовала?) Наверное, самая большая трагедия — лишиться того, что было твоим по праву, так и не обретя; потерять мать, не узнав ее ласк. Мне становится страшно при мысли, что внутри тебя что-то сжимается от этой утраты и причиняет боль. Поэтому я попытался вложить образ твоей мамы в слова, придумать ей замену. Я описал ее прошлое на этих страницах, чтобы они посылали необходимые импульсы в твой мозг и создавали впечатление, будто ты знала Найну.