Книга Маковое море - Амитав Гош

— Зикри-малум!

— Уделишь мне минутку, серанг Али?

— Уделишь, уделишь. Что хотеть?

Захарий достал часы.

— Думаю, пора сказать правду о тикалках.

Боцман Али недоуменно подергал вислые усы:

— Что ты говорить? Не понимать.

— Хватит валять дурака, Али. — Захарий откинул крышку часов. — Ты все наплел. Я знаю, кто такой Адам Дэнби.

Боцман дернул плечом, словно и сам устал от притворства.

— Кто сказать?

— Не важно, главное — я знаю. Вот только не ведаю, что ты задумал. Хотел обучить меня фокусам Дэнби?

Покачав головой, боцман харкнул жвачкой за борт.

— Неправда, Зикри-малум, — тихо проговорил он. — Не верь всякая болтовня. Аадам-малум моя как сын, он муж моя дочь. Он помереть. Дочка тоже и вся детка. Серанг Али совсем один. Моя на тебя смотреть и видеть Аадам-малум. Шибко схожи. Зикри-малум моя тоже как сын.

— Вон как? И чего ж ты удумал? Сделать из сынка бандита?

— Бандит? — вскинулся боцман. — Опий торговать не бандит? Раб на корабль возить лучше?

— Ага, сознался! Хотел, чтобы я стал твоим Дэнби?

— Нет! — Боцман Али шлепнул ладонью по поручням. — Моя хотеть одно добро Зикри-малум. Он стать офицер. Может, капитан. Все, что Аадам-малум не стать.

Боцман словно постарел, он сник и стал каким-то жалким. Невольно Захарий смягчился:

— Послушай, боцман, ты был очень добр ко мне, спору нет. Я вовсе не хочу тебя закладывать. Поэтому давай условимся: когда придем в Порт-Луи, ты исчезнешь. И мы обо всем забудем.

— Можно, — понурился Али. — Моя так делать.

Захарий протянул ему часы:

— Возьми. Это твое богатство, не мое. Держи у себя.

Боцман поклонился и спрятал часы за пояс. Захарий отошел, но тотчас вернулся.

— Знаешь, мне очень паршиво, что мы так закончили, — сказал он. — Порой я жалел, что ты ко мне прицепился. Держись ты подальше, наверное, все было бы иначе. Но ведь именно ты разъяснил мне, что я стою большего. Если я дорожу службой, надо жить по ее законам. Иначе на кой связываться? Ты меня понимаешь?

— Да, — кивнул Али. — Понимать.

Захарий пошел прочь, но боцман его остановил:

— Зикри-малум… погодить…

— Что?

— Туда смотреть. — Боцман Али махнул рукой по носу шхуны.

За бортом была кромешная тьма.

— Куда смотреть-то?

— Туда Малаккский пролив. Отсюда миль сорок — пятьдесят. Там Сингапур близко-близко. Шесть-семь дней плыть.

— К чему ты клонишь?

— Зикри-малум хотеть серанг Али исчезать, да? Можно. Скоро-скоро, туда.

— Как это? — опешил Захарий.

Боцман показал на баркас:

— В лодка. Мала-мала рис, мала-мала вода. Семь дней Сингапур. Потом Китай.

Теперь Захарий понял.

— Хочешь слинять с корабля?

— А что? Зикри-малум хочет моя уходить, да? Сейчас лучше, сильно лучше. Серанг Али «Ибис» приходить только ради Зикри-малум. Иначе не ходить. — Боцман сплюнул за борт. — Берра-малум шибко плохой. Что он творить с дьявольский язык? Он приносить большой беда.

— А шхуна? — Захарий стукнул кулаком по поручням. — Как с ней-то? А пассажиры? Им ты ничего не должен? Кто доставит их на место?

— Тут много ласкар. Приведут «Ибис» Пор-Луи. Легко.

Не дослушав, Захарий помотал головой:

— Нет. Я не позволю.

— Зикри-малум ничего не делать. Только дремать одна вахта. Двадцать минут.

— Я не позволю, боцман Али, — твердо повторил Захарий, абсолютно убежденный в своей правоте. — Я не дам тебе сбежать на баркасе. А если что-нибудь случится и придется покинуть корабль? Нельзя разбазаривать лодки, когда на борту полно пассажиров.

— Лодка много. Хватит.

— Сожалею, боцман. В мою вахту этого не будет. Я предложил разумный выход — дождись прихода в Порт-Луи и тогда линяй. Это все, что я могу для тебя сделать, не больше.

Али хотел что-то сказать, но Захарий его оборвал:

— Не уговаривай, иначе придется доложить капитану. Ты понял?

Боцман Али глубоко вздохнул.

— Да, — кивнул он.

— Вот и хорошо. — Захарий пошел к рубке, но, обернувшись, добавил: — Не вздумай что-нибудь учудить. Я с тебя глаз не спущу.

Поглаживая усы, боцман ухмыльнулся:

— Зикри-малум шибко хитрый, да? Серанг Али не тягаться.

* * *

Весть о свадьбе Хиру волной пронеслась по трюму, образуя возбужденные водовороты; наконец-то после многих злосчастий произошло нечто иное, что, по выражению Дити, заставило всех смеяться сквозь слезы — духва ме сабке хасавели.

Естественно, организационные дела легли на плечи всеми признанной братанихи. Нужен ли обряд тилака?[73]Тон Дити обрел ворчливость, свойственную тем, кто обременен утомительными хлопотами по устройству семейного праздника: а как насчет шафрана и куркумы?[74]

Всех женщин волновали вопросы: кохбар[75]будет? Что за свадьба без опочивальни? Наверное, ее можно выгородить тряпками и циновками? А как быть с костром, вокруг которого надо сделать семь священных кругов? Может, сойдет лампа или свеча?

— Ишь разболтались! — брюзжала Дити. — Нельзя все решать самим! Мы ведь не знаем обычаев со стороны парня.

— Парня? — Все просто рухнули от смеха. — Какой он парень? Он мужик!

— На свадьбе всякий жених — парень. Почему он не может снова стать парнем?

— А как насчет приданого и подарков?

— Ладно, доберемся на место, подарим ему козу.

— Ну хватит! Чего ржете?

В одном все были единодушны: тянуть нечего, дело надо провернуть по-быстрому. Стороны договорились: следующий день будет целиком посвящен свадьбе.

Меньше всех радовалась Муния.