Книга Гардемарины. Трое из навигацкой школы - Нина Соротокина

— Черемица, — ласково сообщил Гаврила.

— А зачем она — черемица?

— Настойку делать. Ломоту в костях излечивает, от чесотки помогает, если мазать. Внутрь не принимать. Оч-чень ядовита.

— А здесь какие-нибудь травы, чтоб чирьи с лица удалить, есть? — спросил Саша, как всегда смотря в существо вопроса.

— А как же! Есть. Вот… — Пальцы Гаврилы легко встряхнули коробочку семян. — Белена. Настойку делать… маслица подсолнечного или конопляного влить — и готово. Мажь… Только вы ее, Александр Федорович, руками не трогайте, оч-чень ядовита.

Алексей явно входил в роль и, уже чувствуя себя помощником Гаврилы и желая приобщиться к сложной науке врачевания, уверенно сказал:

— Это дурман. Помогает при воспалении глаз.

— А как же, — согласился Гаврила, — при падучей, при кашле…

— Ядовита?

— Оч-чень! — с восторгом отозвался камердинер.

— Ты что одних ядов набрал? — обрушился на Гаврилу Никита. — Уж не травить ли кого собрался?

Тот хмуро глянул на барина и кхекнул. Перевести этот взгляд и звук можно было однозначно: «Если надо, то и отравим. Нам, химикам, все по плечу!»

Друзья переглянулись. Как начинать разговор о главном?

— Гаврила, — начал Никита строгим голосом. — Ты сегодня поедешь к Аглае Назаровне Черкасской. Лечить ее будешь. Понял?

— Что же вы, Никита Григорьевич? То спасаете от верной гибели, то режете без ножа, — спокойно сказал Гаврила, ни секунды не веря, что такое дикое предложение можно высказать всерьез, и продолжая сортировать растения.

— Да не трусь! Там тебе только рады будут. И денег кучу заработаешь.

Упоминание о деньгах насторожило Гаврилу, он понял, что барин не шутит.

— Всех денег не заработаешь, — сказал он с испугом. — Хоть вяжите, не пойду. Лучше дома погибать.

— Гаврила, нам очень нужна твоя помощь, — мягко сказал Алексей. — Нам очень нужно попасть в дом Черкасских, а без тебя мы не сможем этого сделать.

— Зачем это вам в этот дом?

— Мы тебе расскажем.

Сам того не ведая, Алексей нашел правильный тон в разговоре, и когда Гаврила понял, что страшный визит в дом Черкасских неотвратим и что он пойдет туда не один, то перестал причитать и охать.

— Будь по-вашему, — сказал он с таким видом, словно шел для любимого барина на Голгофу.

17

Гавриле не надо было долго объяснять, кто он и зачем пожаловал. Как только он назвал себя лакею, его сразу схватили с двух сторон под руки и поволокли по длинной анфиладе комнат. Алексей еле поспевал за бегущими гайдуками. Маленькая заминка у высокой двери, и Гаврила уже стоит на коленях перед крытым ковром возвышением, увенчанным креслом и восседающей на нем роскошной барыней.

— Встань! — раздался сверху зычный крик и сразу заполнил собой всю комнату, словно не из женской гортани выходил этот голос, а сам Зевс-вседержитель гаркнул под небесными сводами на провинившихся смертных. Но дальнейшие фразы утратили грозную торжественность первого окрика. Ругань, настолько цветистая и смелая, что могла бы украсить любого забулдыгу и пирата, но никак не трон, на котором восседала велеречивая княгиня, полилась на Гаврилу сплошным мутным потоком. Потом тяжелый вздох, минутная пауза, и голос опять обрел царское спокойствие.

— Мне уже лучше. Помогла твоя мазь. Почему сразу не приехал?

— Узнав о великой беде вашего сиятельства, — голос Гаврилы слегка дрожал, но держался он с полным достоинством, — я с помощником, — небрежный кивок в сторону оробевшего Алеши, — сразу же пошел в лоно лесов, дабы собрать нужные для лечения противоядия. — И он выразительно встряхнул в руке холщовую сумку. — Теперь я приехал, дабы находиться в доме неотлучно до полного выздоровления вашего сиятельства. — И Гаврила осмелился взглянуть на княгиню Черкасскую.

На него в упор смотрели отекшими веками блестящие темные глаза. Лицо, обычно худое и смуглое, а теперь одутловатое и болезненно красное, напоминало маскарадную маску. На иссиня-черных взбитых волосах топорщился кружевной чепец.

Худой фигуре было очень просторно не только в кресле, но и в самом золототканом, жестком, сильно декольтированном платье.

На ступеньках у барских ног сидела карлица с иссохшим телом, маленькими ручками и огромной, казавшейся еще больше из-за кудрявого рыжего парика, головой. Лицо карлицы было тоже отечным и язвенным — видно, зловредные румяна коснулись и ее морщинистых щек.

— И меня, батюшка, полечи, — сказала карлица, притворно шепелявя, и стрельнула в Гаврилу озорными синими глазами.

Княгиня дернула ее за рыжие кудри, и та рассмеялась весело.

Гаврила не обратил внимания на игривые слова карлицы, он был весь сосредоточен на что-то злобно бормочущей княгине. «Я тебе поору, бесстыдница, — думал он, твердо выдерживая горящий, с сумасшедшинкой взгляд. — Ты-то мне никак не нужна, а я — спасение твое. Ишь как личность-то покорежило!» Страх совсем пропал, будто его и не было. Гаврила встал на ноги и спокойно, по-домашнему, сказал:

— Спускайтесь вниз, ваше сиятельство. Лечиться будем. Вам лечь надо, а платьице это златотканое — снять. Тяжел наряд, когда покой нужен.

— Мне платьице снять? — захихикала карлица.

— Цыц! Тебя и так вылечим, — злым шепотом сказал Алексей. Карлица еще звонче захохотала.

— Какой же ты пригоженький!

— Помолчи, старая…

Но, видно, не обидное для себя, а что-то доброе услыхала синеглазая карлица в отрывистых этих словах, потому что перестала гугнить и хихикать, а подперла щеку маленьким кулачком и затихла, грустно глядя на Алексея.

— Пойдемте в спаленку, ваше сиятельство, — продолжал давать распоряжения Гаврила. — Да пусть принесут туда горячей и холодной воды.

Мосластая рука княгини цепко схватила колокольчик, зазвонила.

— Ванька, Санька, Шурка, Варька…

Вокруг трона столпилась дворня, появились обитые бархатом носилки. На них с величайшими предосторожностями, невообразимым гвалтом и даже потасовками между старухами-приживалками усадили княгиню и торжественно, словно царицу Египетскую, повлекли из комнаты.

— Почему их сиятельство на носилках несут? — спросил Алексей шепотом карлицу.

— Ножки у нее не ходят, — ответила та серьезно и печально. Пока княгиню раздевали, укладывали на огромную кровать, Алексей стоял подле карлицы и обдумывал, как бы половчее спросить про князя. Аглая Назаровна ругалась, стонала, приживалки вопили на все лады, горничная разбила кувшин с водой, облила барский подол, за что тут же была награждена пощечиной. Ни секунды не медля, горничная передала этот подарок сенной девке, та вручила пощечину казачку…

«Вот дурной дом», — подумал Алексей и тихонько тронул карлицу за плечо.