Книга Брызги зла - Константин Мартынов

А драка вышла малоинтересная: мужик, конечно, был не слаб и если бы попал мне в лоб, то убил бы на месте, только лоб я подставлять не спешил. Поймав его запястье, я подсел и перебросил мужика через плечо, чуть придержав, чтобы не сломал шею. Кривые ноги прочертили в воздухе высокую дугу, и мужик рухнул мордой в песок. Я отступил, давая ему встать.

— Поднимайся, любезный, — посоветовал я ласково, — рано спать лег, еще не ужинали!

Мужик озверело рыкнул, выгнувшись, бросил себя в вертикальное положение и прыгнул на меня. Я сделал короткий шаг в сторону, оставив одну ногу на его пути, и когда он споткнулся, врезал ему локтем по позвоночнику. Кандис хакнул и снова распластался на песке. Издевка сама просилась на язык, но я смолчал — зачем наживать врага раньше времени?

Вообще с этим фарсом пора было кончать, и я провел серию коротких ударов в плечевые нервные узлы, завершив атаку пинком в бедро и подсечкой. Кандис грузно упал, попытался встать, и у него, как и следовало ожидать, ничего не получилось. Я подошел сзади, подхватил его и вздернул на ноги, доведя до скамьи у обеденного стола.

— Надеюсь, никаких обид? — негромко спросил я его, разминая онемевшие от моих ударов руки.

— Уйди, — просипел мужик, — сам оклемаюсь.

Я пожал плечами и отошел.

— Чего выпучились? — набросился он уже на своих онемевших подчиненных. — Умей хоть один из вас так драться — давно бы в инструкторы выбился, а не со мной по пустыне лазил. Так что сидите и не рыпайтесь, пока и вам не перепало.

Вот так я обрел авторитет у наших конвоиров.

И не только я — Олег успел себя показать еще при первой встрече, Свиридов с Петровичем могли напугать кого угодно, даже не прибегая к особым ухищрениям. Даже на Наталью бойцы косились, ожидая какого-нибудь подвоха. О командире и говорить не стоило — когда предводитель такой команды, как наша, выглядит скромным и вежливым человеком, ежу становится понятно, кто здесь самый опасный. Неудивительно, что среди порубежников отношение к нам сменилось от откровенно враждебного до настороженно-уважительного.

* * *

Дальнейший маршрут мы посвятили осторожным расспросам о реалиах забытой богами и властью пограничной заставы.

Хотя наши спутники уклонялись от вопросов о численности гарнизона, но из вскользь брошенных фраз и проговорок не трудно было понять, что западную границу Империи Великого Урса — именно так, все с заглавной буквы! — охраняло не более двух-трех сотен порубежников, расквартированных в единственном на весь край городке под названием Киаксар. В Киаксаре восседал Наместник Западного Края, Астиаг. Подозреваю, что титул был гораздо громче должности, поскольку до сих пор мы не встретили ни одной живой души. И мертвой, к счастью, тоже. Занесенные песками руины древних поселений не в счет.

Суда по неухоженности наших спутников, в метрополии о западных владениях вспоминали нечасто, и немудрено: какие налоги можно выжать из этого безлюдья? Взоры императора привлекали гораздо более доходные юго-восточные области, граничащие с неким Великим Соленым Морем. А как иначе? Где море, там судоходство, оживленные торговые пути, реки с прилегающими плодородными землями и прочие, необходимые для развития государственного бизнеса атрибуты. Для защиты от нападений кочевых племен с запада вполне хватало небольшого гарнизона, куда традиционно ссылались смутьяны и, на руководящие должности, представители опальной знати. Одно и то же. Везде и во все времена…

* * *

Солнце давно перевалило за полдень, когда на горизонте показались ряды глинобитных домишек городской бедноты. Особо любопытные жители, завидев приближающуюся процессию, влезли на плоские крыши, чтобы без помех насладится даровым развлечением. Чумазая полуголая ребятня выстроилась вдоль обочин, а из-за дувалов робко выглядывали хорошенькие девичьи личики. Под восхищенными взглядами последних наши сопровождающие моментально приняли бравый и неприступный вид — этакие гусары-сердцееды местного розлива.

Впереди, нависая над городскими кварталами, угрюмо маячили стены цитадели Киаксара. Мрачные квадратные башни, сложенные из серо-желтого песчаника, торчали на фоне белесого от жары неба, как пеньки гнилых зубов в щербатом рту. Крылья зубчатых стен с выступами контрфорсов растянулись чуть не на километр. Западные ворота, к которым мы приближались, не отпирались десятилетиями — песок занес их на треть и утрамбовался до каменного состояния — торговых караванов с запада никто не ждал.

Старший отряда еще раз продемонстрировал способность оглушительно свистеть, и в стене открылась узенькая дверца, куда мы просочились, выстроившись гуськом.

За дверью нас встретило провонявшее потом и дегтем караульное помещение с примыкающей к нему гостевой комнатой для визитеров не самого высокого полета, куда нам вежливо предложили пройти наши сопровождающие.

Вообще, как мне показалось, здесь было принято лишь два способа принимать гостей — либо сразу к наместнику, если гость званый, либо сразу в каменоломни — если нет. С запада важные шишки не появлялись, и лица встречающих удивленно вытянулись при виде столь не свойственного порубежникам гостеприимства — они-то явно намеревались позлорадствовать над незадачливыми пленниками.

— Не тревожь гостей, Намир, если башка дорога, — проникновенно посоветовал обладатель секиры обладателю самой прохиндейской физиономии — тощему, по-лисьи узколицему типчику в видавшем виды засаленном полосатом халате.

— Как скажешь, Кандис, — угодливо осклабился тот, — как скажешь, так и будет: мы гостям всегда рады!

— Не обессудьте, но таков порядок, — Кандис повернулся к нам и неожиданно тепло улыбнулся, — не мной заведено, не мне ломать. Доложу сотнику, он, если посчитает нужным, — Наместнику. Скорее всего аудиенция вам обеспечена еще до наступления сумерек.

С этими словами Кандис развернулся и вышел из караулки. Мы же прошли в гостевую. Опрятная чистенькая конурка, четыре на четыре метра, забывшая, когда ею пользовались в последний раз. Топчанчики вдоль стен, стол в центре да удобства в виде ночного горшка за пестрой занавеской в углу — вот и все, что предлагалось усталому путнику. Я сбросил рюкзак и упал на топчан, не дожидаясь разрешения Горицкого.

— Все-таки любопытно, о какой награде говорил меченосец при встрече? — спросил я, уставясь в покрытый сеточкой мелких трещин потолок.

— И за какой подвиг мы ее получим? — ехидно подхватил Кольцов.

Ха! А почему бы прямо сейчас это не выяснить? Тот же Намир умом не блещет, зато, как всякий привратник, оголодавший на безлюдье, мзду должен любить неимоверно.

— Слышь, командир, — позвал я не вставая, — а нет ли у тебя серебрушки небольшой — чтобы стражу язык развязать?

Горицкий хмыкнул, порылся в карманах и выудил монетку, которой, могу спорить, еще пару секунд там не было.

— Зови, раз любопытство мучает.

Я поднялся и взял монету. Аверс украшал непонятный иероглиф; на реверсе красовалась девичья головка в замысловатой короне на пышных волосах. Монета выглядела достаточно потертой, чтобы не вызывать вопросов. Я обернулся к двери и гаркнул: