Книга Шпион по призванию - Деннис Уитли

Обмакнув ткань в воду, Роджер стал промывать язвы на ее лице, стараясь не повредить струпья, которые начали образовываться по краям. Постепенно девушка успокоилась и позволила ему вымыть ей руки и шею. Отыскав расческу, Роджер расчесал ее волосы и заплел их в две длинные косы.

— Так-то лучше, — с удовлетворением заметил Он. — А теперь вы должны на несколько минут встать с кровати, пока я поменяю простыни.

— Ни за что! — сердито прохрипела она. — Я скорее умру, чем позволю вам увидеть меня обнаженной!

— Будьте же разумной! — рассмеялся Роджер. — Лучше это сделаю я, чем старуха, от которой разит коньяком. Вот ваш robe-de-chambre[113]. Накиньте его и завернитесь в duvet[114]. Обещаю не смотреть, как вы будете это делать.

— Нет! — Она покачала головой.

— В таком случае я сам вытащу вас из грязной постели. Выбор за вами, мадемуазель.

— Вы клянетесь, что не будете смотреть?

— Клянусь.

Роджер отошел и отвернулся. Через две минуты он услышал хриплый шепот:

— Месье Брюк, я в вашем распоряжении.

Повернувшись, Роджер увидел, что перина превратилась в большой шар в середине постели, откуда торчала розовая ножка. Просунув под шар обе руки, Роджер легко перенес драгоценный груз к камину и осторожно опустил в кресло. Поменяв простыни и наволочки, он отнес девушку назад.

— Можете ложиться. Я ухожу за ширму.

Дав Атенаис пару минут, Роджер вышел из-за ширмы, обнаружив девушку сидящей в постели.

— Надеюсь, — сказал он, — вы хотя бы доставите мне удовольствие, признав, что чувствуете себя лучше.

Роджер собирался что-то добавить, когда дверь открылась и вошла матушка Сюффло.

Несколько секунд смущенный Роджер молча смотрел на нее.

— Пожалуйста, спуститесь снова, — велел он старухе, — и попросите кого-нибудь принести ко мне в комнату горячую воду.

Женщина неловко присела и снова вышла.

Подойдя к Атенаис, Роджер заговорил, стараясь вложить в свои слова все испытываемые им чувства:

— Мадемуазель, меньше всего мне хочется утомлять вас лишними разговорами, но я должен кое-что вам сказать. Я ждал этого момента почти год… Это касается того дня, когда ваша лошадь понесла и вы по моей вине свалились в реку. Вы были абсолютно правы, рассердившись на меня за мою дерзость. Впоследствии я это понял и собирался сказать вам, как я сожалею о содеянном, но прежде, чем мне представилась возможность это сделать, вы уехали в Париж. Я хочу смиренно принести вам свои извинения и заверить вас, что я никогда бы так не поступил, если бы любовь к вам не лишила меня рассудка.

Покрытое язвами лицо девушки оставалось бесстрастным.

— Вы поцеловали меня не из-за любви, а из-за ненависти ко мне, — медленно произнесла она. — Из-за того, что я презирала ваши попытки ухаживания. Вы хотели унизить меня и избрали низкий способ мести.

— Нет, мадемуазель! — воскликнул Роджер. — Я полюбил вас с того момента, как увидел впервые. Именно любовь в тот день довела меня до безумия.

— Вы будете утверждать, что по-прежнему меня любите? — спросила она. Ее глаза блестели, словно жар начался снова.

— Конечно!

— Вы лжете! Все дело в том, что вы втерлись в доверие к моему отцу и боитесь, что я расскажу ему о вашем нападении на меня. Вы просите прощения, опасаясь за свое место.

— Это неправда! Меня не заботит, останусь я на службе у вашего отца или нет! Если не считать того, как это отразится на возможности видеть вас. Только любовь заставила меня мчаться сюда сломя голову, и только любовь заставляет меня молить вас о прощении.

— Не верю!

— Клянусь вам!

Ее глаза яростно сверкнули.

— Тогда поцелуйте меня снова! Сейчас! Сию секунду! Такую, как я есть — обезображенную заразной болезнью!

Без малейших колебаний Роджер наклонился и прижал свои губы к сухим и горячим губам девушки. Он полностью сознавал, какой опасности подвергается, но прошел бы через огонь, чтобы доказать свою любовь, и заставил себя продлить поцелуй.

Звук открывающейся двери вынудил их оторваться друг от друга, и Роджер успел шагнуть назад, прежде чем матушка Сюффло вышла из-за края ширмы.

Покрытое ранками лицо Атенаис густо покраснело. Она опустила взгляд и не подняла его, когда Роджер заговорил:

— Еще одна вещь, мадемуазель, — боюсь, неприятная, но необходимая, если вы хотите избавить ваше лицо от шрамов. Теперь, когда ваши язвы начинают заживать, они будут жестоко зудеть. Чтобы вы не поддались искушению почесать их, придется связать вам руки за спиной.

Атенаис не ответила — она казалась ошеломленной.

Взяв длинную полосу материи, специально приготовленную для этой цели, Роджер обвязал один конец вокруг левого запястья девушки и, протянув второй конец под ее спиной, привязал его к правому запястью. Это давало Атенаис возможность поднимать руки на уровне груди и, как надеялся Роджер, не слишком помешает ее сну.

Пригвоздив матушку Сюффло к полу стальным взглядом, он приказал:

— Не развязывайте эту повязку даже по приказу мадемуазель. Вы должны держать окна открытыми и ни в коем случае не позволять огню погаснуть. Если мадемуазель ночью станет хуже, сразу же пошлите за мной. Сейчас я здесь хозяин, и вы должны меня слушаться. Если будете выполнять мои приказания, я позабочусь, чтобы вас хорошо наградили, но если вы не станете подчиняться, пеняйте на себя.

Глаза Атенаис блеснули, а рот слегка приоткрылся, но она ничего не сказала и лишь чуть склонила голову, когда Роджер с поклоном пожелал ей доброй ночи, прежде чем покинуть комнату.

Поднявшись к себе, Роджер промыл уксусом лицо и руки, прополоскал им горло, разжевал до мякоти головку чеснока и выплюнул остатки. Он ненавидел чеснок, но справедливо считал его природным абсорбентом ядов, помня советы старого Аристотеля Фенелона.

Оказавшись в кровати, где спал многие месяцы, Роджер припомнил свой сон о Джорджине. Он не получил ответ на длинное послание, которое написал ей в прошлом апреле, и его интересовало, была ли она слишком поглощена собственными делами, чтобы продолжать беспокоиться о нем, или же письмо сбилось с пути. Несомненно, мысли о Джорджине явились причиной того, что этой ночью Роджер увидел ее снова.

Она стояла рядом с кроватью, тряся его за плечо и говоря:

— Вставай, Роджер. Вставай немедленно! Маленькая дурочка нуждается в тебе!

Роджер проснулся с сердитым криком:

— Она не маленькая дурочка! Она…

Не договорив, он рассмеялся. Несомненно, Джорджина сочла бы Атенаис глупой, тщеславной и избалованной, но Роджер от этого не стал меньше любить ее и без колебаний воспринял сон как предупреждение.