Книга Досье генерала Готтберга - Виктория Дьякова

Комнат было пять. Все были богато, со вкусом обставлены. От позолоты, бархата, ярких тканей, зеркал у Лизы закружилась голова, она никак не ожидала, что спустя несколько лет после войны немцы снова так хорошо живут. Разумеется, не все немцы, и вполне возможно то, что сейчас окружало ее, — остатки прошлой, еще довоенной жизни, чудом уцелевшие в хаосе военного лихолетья. Но все-таки она была поражена и некоторое время не могла вымолвить ни слова.

— Ключ будешь оставлять у консьержки, — предупредил Руди, словно не замечая ее смущения. — Иди сюда, — он потянул ее за руку, проводя через комнаты, — взгляни. Это твоя спальня.

Лиза ахнула, увидев под балдахином кровать необычной круглой формы. Руди подошел к окну, откинул шторы.

— Сейчас ничего не видно из-за тумана, — произнес он, глядя в окно, — но в хорошую погоду отсюда отлично просматривается Альстер. Озеро разделяют два моста, на внутренний и внешний Альстер. До войны летом, в выходные дни, весь Альстер покрывался сотнями разноцветных парусов, гамбуржцы очень любят водные прогулки. Хотя сейчас, конечно, время для них еще не пришло. Но я уверен, в будущем так и будет. Окрестности тоже весьма живописны. Вокруг парк с экзотическими растениями — из Африки, из Японии. Ведь Гамбург — портовый город, сюда извечно тащили всякую всячину. Парк чудом уцелел во время бомбардировки. По вечерам включают цветные танцующие фонтаны. Раньше так делалось каждый день, но теперь фонтанов пока два, остальные повреждены, их восстанавливают. Так что журчат они два раза в неделю. В парке есть зверинец — после войны там уцелели два льва и четыре пантеры. Одним словом, если надоело сидеть дома, есть где прогуляться, — он повернулся и сразу заметил, что Лиза нахмурилась. — Тебе не нравится? — спросил Руди озадаченно.

— Мне нравится, — подтвердила она, — но с какой стати я буду жить в столь богатой квартире и пользоваться всеми прелестями окрестной жизни? Ведь такая жизнь мне явно не по средствам, а я хотела бы жить на то, что зарабатываю сама.

— Твоя щепетильность мне известна, — Руди подошел к ней, — у вас в России все приучены к ней, или, по крайней мере, так кажется. Конечно, ты будешь зарабатывать, если так желаешь. У фрау Шарлоты много знакомых, у всех есть дети, внуки, которые нуждаются в преподавательнице музыки с консерваторским образованием. Они заплатят тебе за уроки, но не столько, чтобы ты смогла позволить себе жить здесь. Квартиру оплачиваю я, а также машину и место на подземной стоянке.

— Какую машину, на какой стоянке? — Лиза несколько ужаснулась.

— Вот ключи, — Руди достал из кармана ключи с брелоком и протянул Лизе. — Машина «Опель» красного цвета, она не новая, но в хорошем состоянии. Место на стоянке — 45. Машина — это необходимость, — добавил он, видя растерянность Лизы, граничащую с возмущением, — метро еще не восстановили, на это уйдет много времени, наземный транспорта тоже нет, а пешком далеко не уйдешь. А тебе придется посещать своих учеников. Здесь принято, чтобы педагог приходил на дом к ученику, а не наоборот. Бензин, правда, дорогой, поставляют его англо-американцы, но это не должно тебя волновать, я буду давать тебе свою карту. Тебя что-то не устраивает? — он взглянул прямо ей в глаза. — Ты хочешь вернуться в Союз и жить, как там принято? Насколько я понимаю, это уже невозможно. Так что тебе придется следовать правилам, по которым устроена жизнь здесь. И я их объясняю.

— По этим правилам я должна стать содержанкой? — спросила Лиза тихо, стараясь скрыть обиду.

— Прости, другого я пока не могу тебе предложить, — ответил он и, как показалось Лизе, довольно жестко. — Если ты желаешь зарабатывать сама и жить по собственным средствам, ты не сможешь найти себе применения без протекции. Чтобы приобрести учеников, надо иметь связи. А что еще ты можешь делать здесь пока? Играть в оркестре? Там все места заняты, ради продовольственных карточек немцы готовы там задавить друг дружку. Кстати, о продовольствии, — вспомнил он. — Я приказал Фрицу, чтобы он принес все, что нужно. Пойдем на кухню, надеюсь, он меня не подвел. Я приготовлю кофе, — он снова повел ее через комнаты.

Кухня, на первый взгляд, превосходила их кухню в Петербурге размерами раза в три, не меньше. Она так же была обставлена добротной дубовой мебелью и скорее напоминала столовую, чем место для приготовления пищи.

— Здесь не принято готовить дома, — сказал Руди, — мы, немцы, привыкли завтракать, обедать и ужинать в ресторанах или кафе. Но на всякий случай, если тебе захочется приготовить себе самой, имей в виду, продуктов в свободной продаже пока практически нет. Все распределяется заранее, так что ходить по магазинам бесполезно. Даже если ты там что-то найдешь, это будет стоить астрономическую сумму и за американские доллары, никак иначе. Продукты тебе будет привозить Фриц. И талоны на обед и ужин в ресторане «Кайзер», это напротив, только перейти улицу, тоже.

Присядь, — он указал на круглый табурет, обтянутый бархатом. Сам же открыл несколько шкафов и удовлетворенно отметил: — Фриц сделал все, как я просил. Молодец. Вот кофе, — он взял коробку и открыв крышку кофемолки, насыпал в нее зернышки, потом с потрескиванием размолол их, ссыпав порошок в кофеварку. — Что касается гардероба, — продолжал он, добавляя воду, — тут уж ты сама распорядишься, я надеюсь, — он бросил на нее взгляд. — Фриц отвезет тебя в магазины, где можно приобрести модные вещи, ты выберешь. Я полагаю, что тебе это будет даже интересно.

— Да, конечно, — Лиза смотрела в стол.

Вдруг она поняла, что совершенно напрасно приехала сюда из Лиона. По крайней мере, там она была свободна, жила по собственным средствам, хотя и скромно, была полностью предоставлена самой себе. В Германии, мало того, что ей придется жить под чужим именем, за ней постоянно будут наблюдать — консьержка фрау Катарина, этот самый Фриц. Лизе все это не нравилось и роскошная обстановка квартиры не радовала, только приводила в смущение и даже пугала. — Хорошо, — она легонько пристукнула ладонью по столу, — но я не поверю, что все это ты делаешь для меня просто так, из давней симпатии. Что от меня требуется взамен?

— Ты не догадываешься? — он подошел и обнял ее за плечи. — Ничего особенного. Только любить меня и не спрашивать того, что я все равно не смогу тебе сказать. Для чего тогда ты написала мне? — он поднял ее лицо, рассматривая. — Или ты все еще ищешь истину, как говорила в сорок пятом в Хайме? Какую истину, Лизи? Ты не найдешь ее никогда.

Она отстранила его и отвернулась. Подошла к окну, смотрела на сереющий сквозь туман Альстер. Ей хотелось сразу рассказать ему, зачем, собственно, она приехала в Гамбург, спросить, не слышал ли он о досье генерала Готтберга, ведь, судя по тому, как Руди обеспечил свою жизнь, он имел влияние и обладал обширными связями не только в бывших германских кругах, но и в новых, в союзнических. Но она не отважилась признаться, что интересовало ее. Она опасалась, что он неправильно поймет ее. Ведь кроме досье существовало еще чувство, которое она испытывала к Руди. Ей казалось, она забыла о нем, вернувшись в Ленинград. Но стоило ей снова увидеться с ним — и все вернулось, все вернулось в один миг.