Книга Чаша и крест - Нэнси Бильо

«Убрать». Как небрежно произнес это слово Жаккард!

— Допустим, что я смогу подарить ему свободу, Хуана, — сказал посланник. — Это очень непросто, но я постараюсь сделать это для вас. Согласны ли вы в таком случае пообещать мне в ответ, что не только не расскажете ничего Эдмунду Соммервилю, но и, когда придет время и все будет готово, хотя бы еще раз подумаете над нашим предложением?

Несколько мгновений я колебалась, а потом кивнула:

— Да, обещаю вам это.

И снова я заметила, как Жаккард и Шапуи многозначительно переглянулись, без слов поняв друг друга.

— Но имейте в виду, что, когда вы придете ко мне снова, а я все-таки откажусь, вы не должны будете заставлять меня делать что-то насильно, — заявила я. — Я должна услышать третье пророчество по своей доброй воле. Именно так сказала Элизабет Бартон.

— Ну конечно, Хуана, — заверил меня Шапуи. — Не беспокойтесь, нам это прекрасно известно.

Над замерзшими полями уже вставал рассвет, когда мы с братом Эдмундом покинули монастырь Святого Гроба Господня. В Дартфорд мы вернулись без приключений. Жизнь катилась своим чередом, проходили недели, потом месяцы, а от Шапуи по-прежнему не было никаких известий. Казалось, теперь-то я окончательно свободна и могу строить планы на будущее. Вы хотите знать, какие у меня были планы? Выйти замуж за Эдмунда и довести до конца свою затею с гобеленами.

Когда зима сменилась весной, я окончательно уверовала в то, что все невзгоды миновали и впереди меня ждет спокойная, счастливая жизнь. Увы, как же я тогда ошибалась.

Была середина апреля. Почти весь день я просидела за своим станком. Благодаря нашим совместным усилиям гобелен с изображением феникса был почти готов. Красное с золотом тело этой мифической птицы вышло просто изумительно. Большой крючковатый клюв ее был гордо вздернут, ярко блестели фиолетовые и зеленые перышки. Оставалось доткать последнюю, самую нижнюю часть гобелена. И я боялась, как бы именно здесь мы не сделали ошибку и не разрушили всю композицию. При изображении языков пламени, лижущих сплетенное из веточек гнездо, требовалась особенная точность.

— Сейчас будьте очень внимательны и осторожны, не торопитесь, — то и дело предупреждала я сестру Беатрису и сестру Агату, сидевших за станком справа и слева от меня. Сестра Винифред, устроившись рядом на табуретке, читала нам вслух жития христианских мучеников. У себя дома я, как могла, пыталась воссоздать условия, в которых мы работали в Дартфордском монастыре. Я терпеть не могла делать подругам замечания, но приходилось: обе они и прежде частенько дремали за работой. Или грезили наяву, считали ворон, думали бог знает о чем, только не о гобелене… Впрочем, сейчас это не удивительно, ведь обе бывшие монахини, как и я сама, помолвлены и скоро выходят замуж. Сестра Агата — за господина Гуинна, и уже через три дня, двадцатого апреля, должна состояться их свадьба. А на июнь назначена свадьба сестры Беатрисы и Джеффри Сковилла.

Что же касается меня, то я стану Джоанной Соммервиль шестнадцатого мая. Великий пост перед Пасхой закончился, теперь снова можно было венчаться, и в ближайшее время три бывшие послушницы Дартфордского монастыря одна за другой превратятся в замужних дам.

Сестра Агата вообще могла бы уже и не ткать гобелен, у нее свадьба на носу, но она сама предложила мне помощь. Так она выражала свою признательность за то, что я радушно приняла ее у себя дома. Когда она обручилась с господином Гуинном, остальные сестры отнеслись к этому неприязненно. Они считали, что это нарушение обета и предательство по отношению к ним. Я понимала их, но сестре Агате все равно сочувствовала. Даже пригласила ее пожить до замужества со мной и Артуром, и она с благодарностью приняла приглашение.

Я перевела взгляд на сестру Беатрису. Она буквально светилась от счастья. Разумеется, я только приветствовала ее брак с Джеффри. Пожалуй, лучше жены для Сковилла и не найти.

С улицы послышались радостные крики. Через мгновение дверь распахнулась. Брат Эдмунд привел с урока Артура, которого обучал грамоте. Это было очень непросто, тут требовались неимоверное терпение и настойчивость. Однако брат Эдмунд достойно справлялся с этой задачей.

— Хороший сегодня денек, просто замечательный. — Он улыбнулся сначала мне, а потом и всем остальным.

На душе у меня сразу стало спокойно. Страхи мои до конца не исчезли, но их всегда становилось меньше, когда брат Эдмунд был рядом. Впрочем, теперь он уже просто Эдмунд. Я никак не могла избавиться от слова «брат» и по-прежнему частенько называла так своего жениха как вслух, так и про себя. Великое дело — привычка.

— Мне нужно съездить кое с кем в Лондон, — сказал он. — Винифред, ты не могла бы переночевать здесь, у Джоанны? Надеюсь, завтра я уже вернусь.

Я встала из-за станка:

— А зачем тебе в Лондон? — После помолвки мы с ним отбросили церемонное «вы» и перешли на «ты».

Краем глаза я заметила, что подруги мои с улыбками переглядываются.

— Нам сообщили, что Джон объявился в Лондоне и что он там очень бедствует. Двоюродный брат Джона попросил меня и еще нескольких мужчин съездить с ним в столицу и помочь привести беднягу обратно.

Городской сумасшедший пропал два месяца назад. Джон и раньше куда-то периодически исчезал, но всегда через несколько дней возвращался. На этот раз все было по-другому, и мы уже начинали подумывать, уж не умер ли он.

— Ну вот, — сказала я как можно мягче, — Джон всегда на тебя нападал, а теперь ты почему-то едешь в Лондон, чтобы вернуть его. Хочешь, чтобы он и дальше продолжал тебя мучить?

— Но, Джоанна, мой долг — помочь несчастному. Разве ты с этим не согласна?

— Ну конечно же согласна, — вздохнула я.

— Джону срочно нужны лекарства, — продолжал он. — Сейчас зайду в лазарет, возьму все необходимое, и мы отправимся в путь.

С тех пор как мы вернулись из Кентербери, лазарет Эдмунда, можно сказать, процветал. А все благодаря господину Оливеру Гуинну. Он отчаянно боролся с нелепыми слухами, которые распространяли Тимоти Брук и его родители. И вскоре лазарет стал пользоваться такой популярностью, что Эдмунду даже пришлось нанять помощника, некоего Хамфри, весьма толкового человека.

— Проводи меня, пожалуйста, — попросил Эдмунд.

В тот день на Хай-стрит было особенно грязно. Несколько часов назад неистовый весенний ливень превратил улицу в настоящее болото. И только сейчас из-за туч показалось солнышко.

Эдмунд оглянулся по сторонам и нахмурился:

— Послушай, Джоанна, кажется, в Дартфорде снова появился человек, который наблюдает за нами. Вчера утром я работал в лазарете. Сынишка мясника сломал руку, и его привели ко мне всей семьей. С ними был и тот человек: худой, довольно высокий, глаза карие, близко поставленные. Он сперва маячил позади домочадцев мясника, а потом вдруг потихоньку куда-то исчез. И сегодня во время мессы я снова его увидел, он стоял в сторонке от всех. Я потихоньку навел справки, но, похоже, никто в Дартфорде не знает, кто он такой.