Книга Залив Гавана - Мартин Круз Смит

— Я не умею плавать! — раздался вопль О’Брайена.

Борт «Гавилана» был достаточно низким, О'Брайен, попытался зацепиться за корму, но Аркадий буксировал его за линь прочь от яхты. О'Брайен повернул к камере, но барахтаясь в воде, он скорее отталкивал ее, чем приближал. Ружье держалось на воде, но этого было недостаточно, чтобы удержать на плаву человека.

Оперение гарпуна раскрылось, не достав груди Аркадия. Ему удалось сложить его с помощью скользящего кольца и вытащить гарпун из руки, пользуясь тем, что она онемела. Гребя здоровой рукой, он поплыл под водой. Море было черным, месяц отражался в снующих рыбках. С другой стороны яхты Уоллс все еще боролся с Луной. Они пытались выбраться на поверхность, опираясь в воде один на другого. Пузыри поднимались из оружия Уоллса. Луна затянул линь на его шее. Аркадий всплыл, чтобы глотнуть воздуха, и поплыл назад вокруг кормы «Гавилана». Не больше, чем в метре от него в воде покачивалась макушка О'Брайена.

Патрульный катер не двигался. Аркадий видел огни вдоль пляжа казино. Яхт-клуб по-прежнему ярко сиял.

Он смог вскарабкаться на борт «Гавилана», но больше сил ни на что не хватило. Аркадий посмотрел на звезды, роящиеся над головой, и уплыл во тьму, которая поглотила его.

28

В апреле неожиданно выпал снег. Он запорошил улицы, кружился на перекрестках. Грузовики двигались по набережной с дальним светом — зимняя привычка, отделаться от которой было не проще, чем от самой зимы.

Аркадий вышел из министерства обороны на Фрунзенской набережной и спустился к воде в надежде на то, что возле реки воздух чище. Но в городе от выхлопных газов никуда не денешься. Та же пелена, смешавшаяся со снегом в обычный городской коктейль. Уличные фонари раскачивали круги света из стороны в сторону. Заснеженные здания на набережной были похожи на собственные гравюры. Мутная вода в реке, смешанная со льдом, билась о каменные плиты.

Он прошел примерно квартал, прежде чем заметил человека в инвалидной коляске. «Непросто ему в такую погоду, — подумал он, — когда колеса скользят по мокрому тротуару, объезжая бомжей, расположившихся на набережной». Аркадий посторонился, чтобы пропустить инвалида, и только тогда узнал его.

— Весна в Арктике, — Эрасмо был в теплой парке, лыжной шапке и мокрых кожаных перчатках. Он смахнул снег с бороды и с отвращением посмотрел на пар, вырывающийся изо рта. — Как вы это терпите?

— Мы все время в движении.

Эрасмо в парке выглядел массивным, но бодрым и здоровым, как только кубинцам удавалось выглядеть в Москве. Он протянул руку, но Аркадий отказался пожать ее.

— Что вы здесь делаете? — спросил Аркадий.

— Участвую в переговорах по сахарному контракту.

— Ну, конечно же.

— Не надо так, — сказал Эрасмо. — Я в Москве всего на один день. Я звонил вам в офис, мне сказали, что я, возможно, найду вас здесь. Где ваше хваленое русское гостеприимство?

— Ну, тогда я познакомлю вас с русской действительностью, — Аркадий пошел чуть медленнее. Эрасмо катил рядом. — Смотрите. «Ягуар» 98 года — банкир, который перегоняет доллары из Москвы в страны Гольфстрима. «Мерседес» 91 года — замминистра или мафиози средней руки. Этот бездомный под уличным фонарем может быть совершенно безобидным, а может оказаться офицером разведки. Кто знает?

— Ну да, признаю, — сказал Эрасмо, — где бы еще позволили жить русскому шпиону, как не в доме своего агента. Это элементарно. Я пытался предупредить вас тогда, на кладбище. В ресторане я сказал, чтобы вы бросили это. Вы могли остановиться после того, как нашли Монго.

— Нет.

— С вами невозможно спорить. Никакого компромисса. Как рука?

— Перелома нет, спасибо. Отметка на память о солнечной Кубе.

— Я вас еле узнал. Вы в куртке, как и я. А где же ваше замечательное пальто?

— Пальто действительно замечательное, но я берегу его. Изредка надеваю, в особых случаях.

— Вы живы, и это главное.

— Но не вашими молитвами. Почему вы это сделали, Эрасмо? Зачем заманили своих друзей в ловушку? Что случилось с отважным героем из Анголы?

— У меня не было выбора. В конце концов, офицеры вечно устраивают заговоры. Когда угроза исходит от людей, с которыми я служил, которых я люблю, я стараюсь снизить риск потерь, насколько могу. По крайней мере, никто не погиб.

— Ни один?

— Очень немногие. Я ничего не знал о делах О’Брайена и Мостового.

— Вы подсунули им меня, как наживку.

— Ну, вы смогли доказать, что совсем не годитесь на роль наживки. Бедный Бугай.

— Он все еще жив.

— Ради бога, нет ли у вас сигареты?

Снегопад усилился. Аркадий повернулся спиной к ветру, прикурил две сигареты и дал одну Эрасмо. Тот затянулся и закашлялся, его легкие взбунтовались против русского табака. Он оглядел улицу, пешеходов, дворников, расчищающих лопатами снег…

— Русские женщины. Помните день, когда мы катили в джипе по Малекону?

— Конечно.

— Как вы думаете, это будет долго продолжаться? Полагаю, не очень. Вы знаете, когда-нибудь мы будем вспоминать Особый период и говорить: да, это был полный бедлам, но он был типично кубинским. Это был закат, окончание кубинской эры. Скучаете по нему?

Они остановились под фонарем. Снежинки сверкали на бороде и бровях Эрасмо.

— Как Офелия? — спросил Аркадий. — Я пытался связаться с ней через полицейское управление, но не получил ответа, а у меня нет ее домашнего адреса. В ту ночь они просто забинтовали мне руку, набросили на меня одежду и засунули в самолет вместе с телом Приблуды. Я даже не смог ее увидеть.

— И не увидите. Не забывайте, Аркадий, вы все сильно запутали. Детектив Осорио будет занята довольно долгое время. Но она просила передать вам это, — Эрасмо снял перчатки, порылся в кармане своей куртки и вытащил цветной снимок Офелии. Она была на пляже в оранжевом бикини с двумя девочками и высоким красивым смуглокожим мужчиной. Девочки смотрели на него с обожанием и гордостью, обеими руками держась за его руки. На плече у него висел барабан конга, как будто музыка могла зазвучать в любой момент. В его усмешке читалась смесь раскаяния и самодовольства. За этой семейной группой на полотенце расположилась мать Офелии.

— Чей это отец? — спросил Аркадий.

— Младшей девочки.

Аркадий не заметил на лицах какой-либо принужденности или зловещей тени на песке. Только Офелия выглядела немного отстраненной от всех. У нее были влажные волосы, лежавшие золотисто-черными волнами. Ее губы были приоткрыты, как будто она собиралась заговорить. Выражение лица говорило: да, так сложились жизненные обстоятельства. Аркадию почудилось, будто она смотрела не с фотографии, а сквозь нее.

На обороте ничего написано.