Книга Нарисованная смерть - Джорджо Фалетти

Тем временем благодаря ее отвлекающему маневру Джордан исхитрился левой рукой обхватить Роско за шею и сдавить ее что было сил. Профессор принялся молотить его локтем в живот, оставшийся незащищенным.

С пола Морин уже не могла видеть, что происходит на помосте, и только слышала тяжелое дыхание двоих мужчин за спиной.

Тогда она стала извиваться и обнаружила, что в этом положении ей легче двигать руками вдоль спинки кресла. Сантиметр за сантиметром, помогая себе корпусом и ногами, она сумела-таки оторвать руки от спинки. Затем, все так же лежа, изогнулась и ногами отшвырнула кресло.

Обвела глазами лабораторию, но двоих мужчин не увидела. До нее по-прежнему долетало их прерывистое дыхание, но сами они куда-то исчезли. Вероятно, один из них утянул другого на пол, теперь они, сцепившись, катаются по полу у стены холодильной камеры и за стойкой ей их не видно.

Она подняла голову, и взгляд ее упал на пистолет возле противоположной стены.

Опираясь на плечо, она сумела сесть, потом встала и направилась к своей «беретте». Дойдя, опустилась на колени сбоку от пистолета и, неловко выгибаясь, дотянулась до него правой рукой. Вряд ли стрельба с двух рук, сведенных за спиной, будет особо меткой, но она надеялась, что до этого не дойдет. Достаточно будет передать пистолет Джордану, чтобы сразу прекратить сопротивление Роско.

Но ее планам не суждено было сбыться, потому что она вдруг увидела, как туловище Роско взметнулось над стойкой – должно быть, Джордан пнул его ногами в грудь – и ударилось о баллоны с жидким азотом. Футболка на нем была разорвана и сзади выпросталась из брюк. Из одной ноздри стекала струйка крови. Он утер ее ладонью, не сводя глаз со своего противника, который пока не поднялся с пола.

Наконец, снизу на стойку легла рука, и за ней над белой поверхностью появилось лицо Джордана с потемневшими от боли глазами.

Морин восхитилась его выносливостью, но поняла, что долго он не продержится. Если плечо причиняет ему такую боль, странно, что он до сих пор не потерял сознание.

Казалось, Роско тоже удивился, что у его врага хватило сил встать. Но тут же лицо его перекосилось от дикой ненависти, так долго копившейся внутри.

Она увидела, как он ухватился рукой за одну из трубок, по которым в камеру из баллонов поступал азот. Морин поняла, что он собирается сделать, и вмиг кровь в ее жилах, похоже, приобрела температуру того жидкого азота. А безумный доктор уже отдирал трубку от баллона.

Джордан поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся на него.

Если Роско успеет вырвать трубку, Джордана окатит поток жидкости, имеющей температуру двести градусов ниже нуля, что равносильно раскаленной лаве.

У Морин была доля секунды, чтобы принять решение.

И она его приняла.

Вначале она снова легла на пол ногами по направлению к Роско. Затем покрепче сжала пистолет и, целясь, подумала, что если попадет из такого положения, то в этот миг использует все везение, отпущенное ей на будущее. А если промахнется и попадет в один из баллонов за спиной профессора, то никакого будущего у нее нет. Стальной контейнер взорвется, и весь полуподвал превратится в небольшой кратер, усеянный лохмотьями их тел.

– Ложись, Джордан! – крикнула она и нажала курок за мгновение до того, как профессор вырвал из паза трубку.

Грохот выстрела раскатился по дому звоном погребального колокола.

Роско круто обернулся к ней, как будто вместо выстрела она выкрикнула его имя. Постоял немного, глядя на нее так, словно давно знает, но не может вспомнить имя.

Потом слегка пошатнулся, наклонил голову и уставился на отверстие в груди, из которого текла кровь, заливая эмблему на футболке от Ральфа Лорена.

Рука, сжимавшая трубку, бессильно опустилась, и ледяная жидкость хлынула ему на ступни. Но Роско, казалось, не почувствовал ожога. Он сперва упал на колени, а затем, спустя мгновение, растянувшееся на целую вечность, закрыл глаза и соскользнул на пол, прикрыв своим телом трубку и часть азотного ручья.

Не сводя глаз с профессора Уильяма Роско, Морин поднялась на ноги. В ушах ее сквозь гулкое эхо выстрела прорвалась его угроза.

Если Джулиус Вонг выйдет на свободу, ты вновь лишишься зрения.

Потом она обвела взглядом пространство, ища Джордана и боясь, что он тоже угодил в разлившуюся по полу смертельную лужу.

Тем временем Джордан, услышав ее крик, повернул к ней голову и вмиг понял, что сейчас будет. Без промедления он рухнул на пол, надеясь, что от нового удара в плечо не лишится чувств.

Чувств он не лишился, зато увидел небо в алмазах, которым уже имел случай полюбоваться в саду.

Он почувствовал, как быстро падает температура в помещении, и откуда-то издалека до него донесся голос Морин:

– Баллон! Джордан, надо перекрыть баллон!

Джордан собрал остатки сил и поднялся. Морин, увидев его на ногах, испытала такой же мощный прилив облегчения, как волна холода, заполняющая полуподвал.

Но вместо того, чтобы перекрывать клапан баллона, он на предельной скорости обежал стойку и схватил Морин за руку.

– Уходим отсюда! Быстро!

Они буквально перелетели первые три ступеньки, потом, держась друг за друга, поднялись по двум маршам лестницы и вышли на воздух. Ночь была теплая, но их еще долго била дрожь, и жидкий азот был не главной ее причиной.

52

– Как плечо? Болит?

Джордан отхлебнул кофе и помотал головой.

– Нет. Уже почти не чувствуется.

Они сидели друг против друга за столиком кафе «Старбек» на Мэдисон-авеню. Два припорошенных усталостью человека на фоне огромного окна, за которым тянулся утренний поток машин. После бессонной ночи у обоих были круги под глазами. То, что они пережили за эту ночь, оставило еще один шрам в памяти каждого, еще один клин безумия, от которого никто из нас не застрахован.

Они были далеки от победного ликования, как далеки от него измученные ветераны, отупело глядящие друг на друга и удивляющиеся, что остались живы.

Позади была знакомая свистопляска сирен, желтых лент ограждения, суеты экспертов и патологоанатомов. Они ушли, не дожидаясь неизбежного нашествия журналистов. Уж те бы, как пить дать, поставили комедию плаща и шпаги, вытащив на сцену двух аутсайдеров, два голоса вне общего хора.

Они видели, как из готического дома на Генри-стрит выносят останки рафинированного профессора Уильяма Роско, для которого теперь единственно доступная элегантность – черный пластиковый мешок на молнии.

Когда они садились в патрульную машину, к ним подошел Буррони.

– Хотел бы я знать, как вам это удалось, но у меня такое чувство, что всей правды я никогда не узнаю. Так или иначе, примите мои поздравления.