Книга Анатомия призраков - Эндрю Тэйлор

Рот Соресби искривился, и на мгновение Гарри показалось, что собеседник разразится слезами.

— Я не нарочно, — начал сайзар. — Мне кое-что стало известно. Очень щекотливые сведения.

— Ничем не могу помочь, так что, прошу, замолчите. Я ничего не хочу знать.

— Доктор Карбери не хотел бы, чтобы это выплыло на свет.

— А! — Гарри уставился на него, наконец, уловив в происходящем проблеск некоего узора. — Хотите сказать, Карбери именно поэтому предложил вам Розингтон?

— Я… да. Но все было не так, клянусь… Я не пытался расположить его к себе… Мне просто надо было с ним поговорить; и, по-видимому, он неправильно истолковал мои намерения.

— Охотно верю, — сказал Гарри. — Но, перейдя в лагерь Карбери, вы отрезали себе все пути к примирению с Рикки, верно? А теперь, когда Карбери умирает, от Рикки добра не жди.

— Но мои сведения, мистер Аркдейл! Я просто не знаю, что с ними делать. Они тяготят мою совесть. Мой христианский долг — рассказать кому-нибудь. Или оставить все как есть? А может, разыскать мистера Ричардсона и выложить все начистоту?

Аркдейл вздохнул. На свежем воздухе у него разыгрался аппетит.

— Эти сведения, Соресби… они причинят ущерб колледжу, если выйдут на свет?

Тот кивнул.

— Несомненно, это важно для Рикки?

— Возможно, не в данном случае.

Замешательство Гарри росло. Рикки считает интересы колледжа своими. Если Карбери умрет и он станет следующим директором, это смешение интересов лишь усилится, а не ослабнет.

Разве только есть нечто, что Рикки считает большим благом… Или это вопрос не столько извлечения выгоды, сколько удовлетворения ненависти?

Аркдейл взглянул на бледное худое лицо Соресби с брызгами грязи, похожими на мелкий кишмиш. Выражение лица сайзара напомнило бродячего пса, который боится, что его пнут, но вопреки всему надеется на ласку. Он действительно одаренный ученый и хороший учитель; если Гарри намерен сколь-нибудь продвинуться в своих занятиях, помощь Соресби может оказаться ценной, хотя и не незаменимой. Кроме того, Аркдейл ощутил, что невольно проникся своего рода ответственностью за Соресби. Как будто он погладил бродячего пса разок-другой, и животное в ответ избрало его своим хозяином на веки вечные.

— Черт побери, — вслух произнес он.

— Что случилось, мистер Аркдейл?

Гарри уже открыл рот, чтобы велеть парню убираться к дьяволу, как вдруг придумал способ решить проблему или, по крайней мере, переложить ее на чужие плечи.

— Послушайте, — сказал он. — Если Карбери слишком болен, чтобы увидеться с вами, а Рикки слишком ненавидит вас, есть только один человек, который может вам помочь. Только один человек, который может вас защитить. И это леди Анна Олдершоу.

— Но она в Лондоне, мистер Аркдейл, и я…

— Я и не говорю, что вы должны отправиться прямо к ней. Это не поможет. Но вы можете поговорить с ее посланником, мистером Холдсвортом. Вам известно, что он вернулся в Иерусалим с мистером Олдершоу? Можете быть уверены, мистер Холдсворт скажет вам, что делать, если ответ вообще существует.

— Добрый день, мистер Холдсворт, — поздоровалась Элинор.

— Как поживает доктор Карбери, мадам?

— Он проснулся и чувствует себя лучше. Только что съел немного супа. Сьюзен и сиделка меняют его ночную рубашку. Он спрашивал о вас, когда проснулся. Я вызову Бена и отправлю его узнать, в состоянии ли мой муж принять вас.

— Позвонить в колокольчик? — Холдсворт направился к шнурку, который висел слева от камина.

— Нет… минутку, прошу вас. Я размышляла над… другим вопросом, который мы обсуждали, — Элинор умолкла, и через открытое окно ее гостиной вплыл звон церковных часов, которые усердно отбивали три четверти второго, прежде чем добраться до двух. — Мне пришло в голову, что у вас могут возникнуть затруднения с тем, чтобы… избавиться от бумаг, о которых мы говорили.

Он поклонился, подумав, что за женщиной со столь быстрым умом порой непросто угнаться.

— В глубине нашего дворика есть жаровня, — продолжила она, понизив голос, что превратило их в заговорщиков. — Садовник часто использует ее в это время года, и Бен тоже, когда нужно избавиться от мусора. Иногда они оставляют ее тлеть на весь вечер.

— То есть, если что-то сжечь в темноте, никто не обратит на это особого внимания?

— Скорее всего, никто даже не заметит. В настоящее время слуги почти не выходят из дома. Когда они отправляются спать, жаровня не попадается им на глаза… Сьюзен спит на чердаке с видом на передний двор, а Бен обитает в коттедже за пределами колледжа, — она нахмурилась. — Кроме того, даже если и возникнут какие-то сложности, они поступят, как я прикажу.

— А жаровня… ее видно из садов колледжа или каких-либо окон?

— Ее ниоткуда не видно. Она совершенно скрыта от глаз.

Холдсворт уже решил, что лучше всего будет приступить к делу, когда Уичкот отправится ужинать. Если все пройдет хорошо, саквояж следует унести из Нового здания, поскольку Уичкот вполне может заподозрить, что Холдсворт приложил руку к его исчезновению.

— Что скажете, сэр? Как по-вашему, это разумно?

— Во многих отношениях, мадам. Но есть одна сложность. Я не могу постучать в вашу дверь вечером и потребовать впустить меня без привлечения внимания. А чтобы попасть сюда, я должен пройти мимо профессорской или зала, и мистер Уичкот тоже может…

— Я подумала об этом. Я оставлю открытой калитку на мосту, а ключ положу на землю рядом со столбиком, тем, что ближе к восточному платану. Вам надо будет только перейти через мост, открыть калитку и проскользнуть в сад. Если вы запрете за собой калитку, вам никто не сможет помешать.

Он улыбнулся ей, радуясь предлогу.

— Полагаю, вы нашли идеальное решение.

Элинор улыбнулась в ответ и повернулась к нему, показав лебединый изгиб шеи. На мгновение она показалась ему совсем непохожей на женщину, муж которой умирал в нескольких ярдах от них. Тот факт, что они стали заговорщиками, повлек за собой опасную сладость.

Против воли он шагнул к ней и поднял руку, касаясь ее руки. Ее лицо мгновенно изменилось. Она резко встала со стула и вызвала Бена.

Оба молчали. Холдсворт смотрел на эстамп на стене. Элинор вернулась на стул и взяла книгу.

Когда Бен пришел, она осведомилась, готов ли директор принять мистера Холдсворта. Вскоре после этого слуга провел Джона по коридору в комнату больного.

Когда Бен постучал, дверь открыла Сьюзен. В руках у нее была стопка грязных простыней. Доктор Карбери лежал в постели, опершись о подушки, но вяло помахал, подзывая Холдсворта к себе. Его ночная рубашка была безупречно белой, как и ночной колпак, что подчеркивало серый цвет кожи, которая складками свисала со скул, как будто череп внутри нее съежился. Его челюсть была покрыта сальной щетиной, поскольку он не брился с тех пор, как был прикован к постели. Сиделка убирала пузырьки и коробочки для пилюль, захламлявшие тумбочку.