Книга Опасно для жизни - Фридрих Незнанский

Висницкий заметался по кабинету, бестолково хватая какие-то документы, запихивая бумаги в «дипломат». Схватив плащ, он вылетел из кабинета, едва не сбив с ног секретаршу.

…Нина Вахтанговна просидела в своем «линкольне» у ворот «Матросской тишины» два часа. Она приехала раньше назначенного срока с огромным букетом белых роз. Она сидела в машине, сжимая тонкие пальцы, не отрывая взгляда от дверей, из которых должна была выйти дочь.

«Говорит радиостанция „Маяк“. Московское время тринадцать часов», — сообщил женский голос из портативной магнитолы. Нино напряглась как натянутая струна. Но Тамара не показывалась. Еще пятнадцать невозможно долгих минут она не спускала глаз с дверей. Затем начала звонить. Но все должностные лица — все эти Грязновы, Меркуловы — словно провалились сквозь землю.

Любезнейшие с утра секретарши, ворковавшие сладкими голосами: «Сейчас с вами будет говорить заместитель Генерального прокурора России Константин Дмитриевич Меркулов…» — Или: «Сейчас с вами будет говорить… Вячеслав Иванович Грязнов», — все они оскорбительно равнодушным тоном отвечали ей теперь: «Нет на месте… Вышел… Не известно когда будет…»

Все словно сквозь землю провалились. Даже проклятый адвокатишко, видимо, отключил свою «дельту».

Нина Вахтанговна вышла из машины, направилась к дверям СИЗО. Дежурный сержант объявил ей, что заключенной Тамаре Кантурия мера пресечения не изменена. Все. Нино вернулась в машину, закурила длинную сигарету.

— Домой, — бросила она шоферу.

«Линкольн» рванул с места. Печально качнулись белые розы, любовно уложенные на заднее сиденье автомобиля.

…По квартире метался Сергей. В гостиной стоял чемодан, разинув темно-коричневую пасть.

— Явилась! — кинул он жене, увидев ее в дверях.

— Что происходит? — сухо спросила Нина Вахтанговна, проходя на кухню.

— Что происходит? — Муж кинулся за ней следом. — Твой любовник, твой кретин похитил бабу!

— Знаю, — сдержанно ответила Нино, но глаза ее еще больше потемнели. — Интересно, откуда это знаешь ты, гамахлебуло? Нино стояла у окна.

— Не смей ругаться! — рявкнул Сергей. Он вплотную подошел к жене. — Я не только это знаю. Я знаю, что твой кретин уволок эту бабу в подвал нашей лаборатории! Ты слышишь? Их всех накрыли! Завалено все дело!

— Алгэрыс? — в минуты волнения грузинский акцент Нино заметно усиливался.

— Его кокнули!

Нино оттолкнула мужа, села к кухонному столу, закурила. Длинные пальцы подрагивали.

— Что, и лягушку прохватила простуда? — фиглярствовал Сергей. — Его кокнули, — с удовольствием повторил он, не спуская глаз с окаменевшего лица жены. — Но это еще не все. Ты знаешь, что Вано перевел все деньги с нашего счета за границу, в это чертово Науру? Я только что был в банке. Мы нищие. У нас нет ни копейки. А наш сын сбежал за границу. Слышишь ты, чучхиани? Нино побелела. Глаза ее сузились.

— Что ты сказал? — медленно проговорила она.

— Что слышала! — завизжал Сергей.

— Как ты назвал меня?

Нино поднялась, отодвинула стоящего перед ней мужа. Подошла к раковине, налила воды в стакан. Налила прямо из-под крана, чего никогда не бывало. И стала пить маленькими глотками.

— Я назвал тебя так, как ты заслуживаешь, — грязная. Грязная тварь! — кричал ей в спину Сергей. — Это все из-за тебя! — Он даже ткнул пальцем в ее спину.

— Ну да. Наши победы — это твои победы. А наши поражения — это мои поражения, — словно себе самой сказала она, не оборачиваясь к мужу.

— Да! Да! Твои! — Висницкий словно впал в истерику, и уже ничто не могло остановить его. — Это ты затеяла спасение Тамрико! Тебе плевать на всех, кроме нее! Ты довела до предательства собственного сына! Ты погубила все дело. Ради кого? Ради этой девчонки, твоего незаконнорожденного ребенка, твоего выродка, которого ты нагуляла со своим любовником еще в семнадцать лет. Да об этом знала каждая кутаисская собака! Просто папашу твоего боялись, вот и помалкивали все. Так кто же ты? Чучхиани! Чучхиани чатдахи! Грязная тварь!

Сергей был уверен, что сейчас она бросится на него, вцепится в лицо когтями. Он даже выставил вперед руки. Но жена все так же стояла к нему спиной. Вот как! Оказывается, и этой гордой грузинке можно указать ее место! Обессиленный вспышкой, Висницкий рухнул на стул.

— И я всю жизнь терпел это… — уже тише проговорил он, глядя в стол. — Но теперь этому конец! Ты будешь подчиняться каждому моему слову. Это счастье, что официальный руководитель лаборатории — Ветров. Заметь, это моя идея. Теперь это спасает нам жизнь! Ты что, Нина?

Сергей еще успел увидеть, как длинное лезвие остро отточенного кухонного ножа вонзается в его живот. Потом нестерпимая боль парализовала его. Он лишь безмолвно смотрел в глаза жены, которая молча, тоже не спуская с него глаз, все вонзала и вонзала нож в тело мужа.

…Лишь через несколько минут Нино отступила на шаг, глядя, как размякшим кулем валится на пол окровавленное тело Сергея.

Она подошла к раковине. Вымыла нож, затем руки. Вытерла уже чистое блестящее лезвие. Убрала нож на место. Она больше не смотрела на то место кухни, где расползалась кровавая лужа. Потом Нина Вахтанговна вошла в свою комнату, распахнула окно. Далеко внизу крохотные человечки спешили по своим делам.

«Встать на подоконник, вдохнуть полной грудью воздух и ринуться вниз. Как птица… Интересно, о чем думала Надя, перед тем как шагнуть в пустоту, — подумала Нино, впервые за эти годы вспомнив жену Ильи. — Не знаю, что чувствовала она, а я бы почувствовала освобождение. И ощущение полета». Нина даже подтянулась на руках, стараясь забраться на подоконник.

«Нет, — остановила она себя и захлопнула створки окон. — Было бы слишком большим счастьем разрешить себе этот полет. Я не смогла спасти дочь. Что ж, значит, я должна разделить ее участь. Моя девочка, моя Тамрико…»

Нино еще долго стояла у окна, прислонившись лбом к стеклу. Затем подошла к телефону, набрала номер.

— Это Свимонишвили, — сказала она в трубку.

— Вячеслава Ивановича… — начала было секретарша.

— Соедините меня с Грязновым.

Видимо, голос Нино был столь необычен, что женщина на другом конце провода ответила:

— Хорошо. Подождите минутку. Я попробую.

С двенадцати часов дня инфекционная больница гудела как взбудораженный улей. В каждом отделении заведующие с трудом отгоняли от окон больных, медсестер, даже врачей. Люди, вытянув шеи и отпихивая друг друга, смотрели, как из трехэтажного корпуса вывели высокого, темноволосого молодого человека, отрешенно улыбавшегося крепко державшим его омоновцам.

— Это руководитель АО ихнего, преступного, — авторитетно заявил кто-то из больных.

— Вы что, он же улыбается. Значит, посторонний, — кокетливо ответила ему больная в кудряшках.