Книга Наследницы - Элизабет Адлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты разговаривала с ней?
— Днем. Она бросила трубку.
Гарри отрывисто рассмеялся:
— Интересно почему?
— Я сказала ей, что приехала попросить у нее извинения. И я действительно намеревалась сделать это. Конечно, в то время мне не было ее жалко. Я считала глупым, что она не добивается Алекса, желая его так сильно. Я считала ее ханжой, полной девичьих идеалов. Порядочность сгубила ее. Кстати, а где Ханичайл?
Анжу выжидательно посмотрела на Гарри. Он налил джин и вермут в дорогой хрустальный стакан, добавил оливку и протянул Анжу.
— Ушла, — ответил он, пожимая плечами. — Она ушла от меня. Ушла в ночь, даже не попрощавшись.
Глаза Анжу расширились от удивления.
— Ты хочешь сказать, что она бросила тебя?
— Если кратко, то да, дорогая. К лучшему это или к худшему, но я ничего для нее не значу. Полагаю, что она вернется на это отвратительное ранчо в Техас.
Анжу оглядела роскошную комнату с дорогими картинами на стенах и маленькими безделушками на столиках и полках.
— На то самое ранчо, которое позволяет тебе жить в роскоши, n'est се pas, mon cher Гарри?[8]Разве ты не помнишь поговорку «Не кусай руку, которая тебя кормит»?
— Не желаю даже слушать об этом, — ответил Гарри с усмешкой, — к тому же я сейчас богат. Богат по праву, как говорится. Я получил долю в пятьдесят процентов от нефтяных владений нашей маленькой Ханичайл. А это делает меня, моя дорогая Анжу, действительно очень богатым человеком.
Анжу, потрясенная, смотрела на Гарри во все глаза.
— Ханичайл дала тебе пятьдесят процентов от своей нефти? Мой дорогой Гарри, ты определенно должен мне гораздо больше, чем маленькое одолжение. Ты должен мне чертовски много. Если бы не я, ты продолжал бы спать с женщинами, чтобы жить, и играть в карты, чтобы платить по счетам. Думаю, что ты мало изменился, иначе почему бы Ханичайл ушла от тебя?
— Мне все равно. А ты можешь иметь все, что твоей душе угодно. — Гарри пересек комнату и поднял с ковра бриллиантовое кольцо, которое бросила Ханичайл. — Смотри, — сказал он, демонстрируя Анжу кольцо. — А как насчет этого?
Анжу выхватила кольцо из его рук и поднесла его к свету.
— Оно потрясающее, — сказала она, испытывая благоговейный трепет.
— Забери его, — небрежно сказал Гарри. — Ханичайл оно больше не нужно.
Улыбаясь, Анжу надела кольцо на палец. Она знала, что оно стоит целое состояние. Подойдя к патефону, она поставила пластинку, затем вернулась к Гарри и прильнула к нему:
— Потанцуй со мной, Гарри, дорогой.
Он заключил Анжу в объятия, и они стали танцевать, едва двигаясь. Он водил рукой по ее голой спине.
— Какая гладкая, — шептал он. — Какая сексуальная. — Наклонив голову, он поцеловал Анжу в шею, вдыхая запах духов. — Мм… Анжу!
Подняв голову, Анжу поцеловала Гарри в губы, засунув язык ему в рот.
— Мм… — промычал он снова. — Сдается мне, что ты хочешь отблагодарить меня, Анжу.
— Я хорошо воспитанная молодая леди, и меня учили всегда благодарить за подарки.
Смеясь, она просунула руку ему под мышку, и они стали медленно подниматься по лестнице, останавливаясь на каждом шагу для поцелуев.
Было раннее утро, когда Ханичайл вернулась домой. Она всю ночь просидела в кафе-автомате, думая о своей жизни и своем будущем, а потом шла домой пешком.
Она чувствовала себя измученной, у нее болели ноги. Открыв дверь, она вздохнула и вошла. В гостиной горел свет, и она решила, что Гарри дома. На столике в холле лежала золотая вечерняя сумочка.
Ханичайл подошла ближе и посмотрела на нее. В этот момент она уловила запах духов: острый, тяжелый, который она так хорошо знала. С чувством дежа-вю она стояла в холле, прислушиваясь, но в доме было тихо. Сердце Ханичайл ушло в пятки, когда она медленно поднялась по лестнице и открыла дверь в спальню.
Она отпрянула от двери и застыла, охваченная ужасом. У ее ног лежал растерзанный мишка, весь в крови. А там, где должна была быть голова Гарри, зияла красная дыра. Его кровь и мозги были повсюду: на белом шелке постели, на стенах, на ковре.
В ужасе Ханичайл бросилась вниз по лестнице и выскочила на улицу. Она бежала не разбирая дороги; только заметив на углу телефонную будку, она остановилась, трясущимися руками вынула из сумочки монету и визитку с номером телефона Алекса.
Он сразу ответил.
— Гарри мертв! — прокричала в трубку Ханичайл. — Алекс, пожалуйста, ну пожалуйста, помоги мне.
Пентхаус Алекса на Пятой авеню выходил окнами на Центральный парк. Он был светлым, просторным, обставленным итальянской антикварной мебелью и с полами из плитки: скорее фермерский дом в Тоскане, чем апартаменты на Манхэттене.
Ханичайл, свернувшись калачиком, лежала на софе, онемев от ужаса. Алекс дал ей выпить бренди и долго держал в объятиях, пока она наконец не пришла в себя и не рассказала, что случилось.
— Совершенно очевидно, что полиция заподозрит тебя, — произнес в задумчивости Алекс. — Я сомневаюсь, что они поверят, что ты часами кружила по улицам, а затем пила кофе в кафе-автомате в то время, как Гарри убивали. Этого недостаточно для алиби.
Ханичайл смотрела на Алекса глазами, расширенными от ужаса.
— Но я не убивала Гарри, — заплакала она. — Они должны мне поверить.
— К сожалению, правда не дается легко. Ее надо доказать. Для того, чтобы у тебя было алиби, Ханичайл, тебе нужен свидетель.
Алекс сел рядом и взял Ханичайл за руки.
— Я знаю, что ты не убивала Гарри, дорогая. — Он погладил ее по голове и нежно коснулся губами лба. — Я знаю выход из положения, но ты должна довериться мне.
На следующее утро газеты пестрели заголовками:
«Наследница Маунтджоя допрашивается по обвинению в убийстве своего мужа. Утверждается, что она провела ночь с промышленным магнатом».
Анжу прочитала это, закрывшись в своем номере в «Сент-Рейджис». Дрожа от ужаса, она, обхватив себя руками, металась по номеру, словно зверь в клетке.
Она отчетливо помнила, как, разозлившись, выскочила из постели Ханичайл и с отвращением посмотрела на Гарри, уже храпевшего на другой стороне кровати. Он выпил слишком много, и от него не было никакой пользы. Он долго с ней возился, но у него так ничего и не получилось. Наконец, потеряв терпение, Анжу сказала:
— Пошел ты к черту, Гарри. Если ты не можешь заниматься любовью, тогда оставь меня в покое.
— Извини, старушка, — сказал он, повернулся к ней спиной и сразу заснул.